Читаем Срединное море. История Средиземноморья полностью

Мадзини, как это ни удивительно, отсутствовал во время волнующих событий. Из Милана он отправился во Флоренцию, которую спешно покинул великий герцог Леопольд, в напрасной надежде убедить ее правительство провозгласить республику и объединиться с Римской республикой. Лишь в начале марта он впервые направился в новую столицу, где его ожидало депутатское кресло в ассамблее. Как и следовало ожидать, все приветствовали героя и пригласили занять место по правую руку от председателя.

К несчастью, король Пьемонта именно в это время решил расторгнуть перемирие, заключенное менее чем за семь месяцев до того, и возобновить войну с Австрией. Почему он так поступил, остается загадкой. Возможно, король боялся нового восстания и потери трона; более вероятно, однако, что Карл Альберт именно себя видел в роли защитника и освободителя Италии и не считал, что поражение при Кустоце положило конец его деятельности как военачальника. Неудача, однако, продемонстрировала ему, что он никудышный полководец. На следующем этапе войны, сохраняя за собой номинальное командование, король доверил руководство армией ветерану наполеоновских войн, поляку по имени Войцех Хржановский.

Несомненно, Хржановский делал все, что мог, но как военачальник лишь немногим превосходил Карла Альберта. Менее чем через две недели после возобновления войны пьемонтцы сразились с Радецким при Новаре, примерно в тридцати милях к западу от Милана. Как и при Кустоце, австрийцы несколько уступали им по численности, однако были гораздо более дисциплинированны и обучены. Карл Альберт продемонстрировал примерную храбрость, бесстрашно разъезжая по полю, когда вокруг свистели ядра. Он остался невредим, но его армия была разбита и проиграла сражение. Город Брешиа в одиночку продержался несколько дней, однако вскоре его покорил с присущей ему и всем известной жестокостью и свирепостью австрийский генерал Юлиус фон Хайнау. [355]

Карл Альберт, объявив, что не может подписать другого перемирия, отказался от престола в пользу своего сына Виктора Эммануила, герцога Савойского. Получив соответствующее разрешение, он пересек австрийскую границу и удалился в Опорто, где скончался всего через четыре месяца — по-видимому, от сердечного приступа.


Джузеппе Мадзини долгое время верил, что вслед за императорским и папским Римом может наступить черед третьего Рима — народного. Теперь эта мечта осуществилась. Ассамблея провозгласила республику, вверив власть триумвирату. Из трех его членов двое, однако, являлись условными фигурами, Мадзини стал теперь подлинным диктатором Рима. Он оказался не первым и не последним в этом качестве, но можно с уверенностью сказать, что подобного ему не существовало: в своем тесном кабинете в Квиринальском дворце он был доступен для всех посетителей; ел каждый день в одной и той же дешевой траттории; ежемесячное жалованье в тридцать две лиры отдавал на благотворительные цели. Теперь, таким образом, пропагандист и демагог стал вполне добросовестным администратором. Мадзини отменил смертную казнь, провозгласил полную свободу прессы и восстановил порядок в Папской области, которую терроризировали экстремисты-республиканцы. Он сделал бы и еще больше, но знал, что для этого пока не пришло время. «Мы должны действовать так, как поступают люди, когда враг стоит у ворот, — говорил Мадзини на заседании ассамблеи, — и в то же время как люди, которые трудятся для вечности». Он говорил правду. В начале апреля пришли грозные вести из Парижа. Французские войска были уже на марше.

18 февраля папа Пий, находившийся в Гаэте, обратился с официальным призывом о помощи к Франции, Австрии, Испании и Неаполю. Ни одна из этих четырех держав не осталась глуха к его призыву. Для Мадзини, однако, наибольшую угрозу представляла Франция, чья реакция, очевидно, зависела от характера вновь установленной там республики и, в частности, от принца Луи Наполеона, недавно избранного ее президентом. Примерно за двадцать лет до того принц впутался в антипапский заговор и был изгнан из Рима. До сих пор он не испытывал особых симпатий к папству. С другой стороны, после сражения при Новаре он мог убедиться, что позиции Австрии в Италии сильны более, чем когда-либо. Мог ли он спокойно смотреть на то, что австрийцы имеют возможность двинуться на юг и восстановить власть папы на своих условиях? В случае бездействия с его стороны они, в чем можно было не сомневаться, так и сделают.

Президент отдал соответствующий приказ, и 25 апреля 1849 г. генерал Никола Удино, сын наполеоновского маршала, высадился во главе девятитысячного корпуса в Чивитавеккье и начал сорокамильный марш на Рим. С самого начала он находился во власти ложных представлений, считая, что республику установила кучка революционеров вопреки желанию народа, и она скоро рухнет, а потому ожидал, что его и французскую армию встретят как освободителей. Удино распорядился не признавать официально триумвират и ассамблею, но занять город мирно, по возможности без единого выстрела.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже