Что касалось нового султана, Абдул-Хамида II, то можно было с уверенностью сказать, что он был лучше двух своих предшественников, однако не слишком-то превосходил их. В возрасте семи лет он лишился матери-черкешенки; отец, Абдул-Меджид, игнорировал его, и мальчик полностью ушел в себя; у него совершенно не было друзей и даже товарищей. Жестокий и мстительный интриган в личном общении, слабый и нерешительный правитель, он всю жизнь мучился страхом насильственной смерти и практически не появлялся на людях. Он ненавидел дворец Абдул-Меджида, Долмабаше, стоящий на возвышенности на берегу Босфора, и выстроил себе новый, ставший центром управления и власти, за неприступными стенами своего парка в Йылдызе, высоко среди холмов. Отсюда этот сутулый крючконосый чернобородый человек с землистым цветом лица, все время прикрывавшийся, по-видимому, от некоего воображаемого противника, плел сети интриг, тайно принимая целые полки шпионов и информаторов, и кое-как управлял своей трещавшей по швам империей.
Может показаться, что Абдул-Хамид был не из тех правителей, которые даруют конституцию своему народу, однако ему хватило проницательности, чтобы понять, что если он не предпримет хоть что-то, чтобы успокоить недовольство народа, то вполне может стать третьим султаном, потерявшим трон, за этот роковой год. Он также очень хотел успокоить делегатов грядущей конференции: в конце концов, если теперь можно было убедиться, что у Турции имеется план полного конституционного реформирования страны, то какую роль должны были здесь играть великие державы? Декрет о даровании новой конституции был опубликован в то самое утро, когда открылась конференция, и это, несомненно, не было простым совпадением. Но нечего и говорить, что это не убедило ее участников. Даже лидер британской делегации, маркиз Солсбери, от которого можно было ожидать, что он, являясь министром по делам Индии в правительстве Дизраэли, разделяет симпатии своего шефа, не пытался скрыть своего омерзения. В отличие от большинства своих спутников он удостоился аудиенции у Абдул-Хамида, но впоследствии описал его как «жалкое, ничтожное создание, сказавшее мне, что он не смеет даровать то, чего мы требуем, поскольку его жизнь в опасности».
[384]Так, отчасти из-за конституции, которая, как вскоре оказалось, не стоила даже бумаги, на которой ее напечатали, и действие которой, так или иначе, вскоре было приостановлено
[385], а отчасти из-за того, что султан не желал даровать автономию Болгарии, Боснии и Герцеговине просто потому, что этого требовали великие державы, Константинопольская конференция окончилась полным провалом. Теперь война была неизбежна.Первым государством, перешедшим к действиям, стала Россия: ее армии одновременно пересекли азиатскую и европейскую границы Турции 24 апреля 1877 г. Через месяц Румыния объявила о своей независимости и вступила в борьбу; вскоре турки стали отступать по всем фронтам. Наконец 31 января 1878 г. султан согласился на перемирие. Фактически то был акт капитуляции, но даже это не смогло уменьшить панику, воцарившуюся на Босфоре. Возможность того, что более чем через четыреста лет полумесяц вновь уступит кресту, казалась вполне реальной.
Однако подобная перспектива мало устраивала Австрию, которая теперь бросала жадные взоры на Боснию и Герцеговину, а также Британию: Дизраэли всегда был другом Турции, а народ, по-прежнему помнивший Крымскую войну, охотно распевал во всю глотку песенку из репертуара тогдашнего мюзик-холла:
Чтобы еще более наглядно продемонстрировать свою позицию, в середине декабря Британия отправила эскадру из числа кораблей своего средиземноморского флота, дабы та проследовала через проливы Мраморного моря, открыв огонь в случае нападения на нее, и разместилась на стоянке напротив города. Если, как можно предположить, эти действия были рассчитаны на то, чтобы успокоить кого-либо, то они не имели успеха. Султан перепугался сильнее, чем когда бы то ни было, тогда как русские предпочли воспринять случившееся как акт враждебности и сами двинулись в Мраморное море, остановившись лишь близ Сан-Стефано (ныне Ешилькей, месторасположение международного аэропорта). В ситуации, когда Британия и Россия были ближе к войне, чем когда-либо, великий князь Николай Николаевич, командующий русскими силами, согласился не двигаться дальше, а адмирал сэр Фиппс Хорнби — отвести свои суда к Принцевым островам, расположенным примерно в 8 милях к югу от бухты Золотой Рог.
[387]