Читаем Срочка полностью

 Утром, капитан Кручок был шокирован разгромом Ленинской комнаты и налетел на старшину: - Николаев, это что за ерунда? Кто посмел? Я всех тут урою и тебя в первую очередь…

 Николаев, сделав наивное лицо, с дебильным видом произнёс: — Может быть землетрясение было, товарищ капитан? Вот и упало всё….

 - Николаев, ты что издеваешься надо мной? Я обязательно доложу командиру батареи, чтобы он тебя встряхнул хорошенько, а то ты переходишь всякие границы….

 Паничкин потом рассказывал: когда разъярённый замполит доложил о поведении старшины и о Ленинской комнате, то Климович, не любивший Кручка заявил: — Николаева не сметь трогать - он работает больше чем вы и толку от него больше чем от вас. А так я вам советую больше с личным составом работать и быть ближе к нему…

 В Ленинской комнате, куда после отбоя привёл меня Бушмелев, сидел взбудораженный голый по пояс Николаев. Тут же стоял с поникшей головой Тетенов, с которым работа уже была проведена и довольно жёстко.

 - Бля…, если с Тетеновым не церемонились, то меня сейчас просто отметелят…., — со страхом подумал я, но попытался его скрыть, что впрочем мне не удалось. Но Николаев доброжелательно похлопал меня по плечу.

 - Не дрейф, курсант…

 В дверь постучались и робко зашли Комаров и Сорокин, остановившись у порога.

 - Ближе, ближе засушенные Гераклы, — Николаев плотоядно потёр руки и встал в боксёрскую стойку.

 - Погоди Николаев, дай мне сначала поработать, — остановил старшину Бушмелев и показал на меня пальцем, — видите его?

 Те послушно кивнули головой.

 - Увидели и забыли его. Для вас курсант Цеханович не существует… Понятно?

 - Да… да…. Гера. Мы всё поняли…

 Бушмелев поморщился: — Какой я тебе, Гера? Сынок… От тебя ещё портянками пахнет. А я дедушка, Понял? Дедушка, а ты салабон. Это я имею право набить курсанту рожу. Это я могу сгнобить его по нарядам и работам. Это мой подчинённый и его судьбу буду я решать, а не такое чмо как вы. Ну ещё Тетенов — если только я ему это разрешу…

 - Гера, Гера чего ты с ними разговариваешь? Дай я с ними поговорю, — Николаеву не стоялось и он прямо подпрыгивал от нетерпения, — так Цеханович, иди отсюда. Всё, для тебя всё закончилось.

 Я посмотрел на замкомвзвода и тот кивнул головой. Козырнув, я чётко повернулся и направился к двери, услышав как за спиной не утерпевший Николаев влепил сочный удар кому то из провинившихся сержантов. Тут же последовал второй. Третьего я не слышал, так как пулей вылетел из Ленинской комнаты. А через пять минут, дробной рысцой, мимо моей койки, промчались в своё расположение Комаров и Сорокин. Ещё через пять минут пришёл Тетенов и долго в темноте сидел на своей кровати, не раздеваясь.

 Я тоже затаился на кровати, не зная то ли мне радоваться такому исходу, когда старослужащие сержанты встали на мою защиту, то ли нет?

 Утром всё было как всегда, как будто ничего и не произошло, хотя весь взвод, да и батарея наверно знали о разборках, произошедших после отбоя и кидали на меня и Тетенова любопытные взгляды.

 Пару дней всё шло как обычно, Тетенов ни чем не выделял меня, но сегодня перед отбоем вдруг придрался, прямо на голом месте, ко мне и объявил наряд на работу. И после вечерней поверки подвёл к дежурному по батарее сержанту Крамаренко: — Серёга, вот тебе нарядчик, но только у меня просьба, как сержант сержанту — дай ему такую работу, чтобы он за пятнадцать минут до подъёма закончил….

 Крамаренко спокойный, рассудительный, пользующейся среди курсантов уважением за справедливость, завёл меня в умывальник: — Цеханович, вот тебе поле битвы — туалет, умывальник и курилка. Выдраить так, чтобы блестело как у кота яйца. Задача понятна? Ну и хорошо…

 Я, уже один, не торопясь обошёл помещения и весело рассмеялся: — Подумаешь работа. Да тут часа на четыре — вот в два и лягу спать…

 Первым делом взял аседол, тряпочку и натёр до бронзового блеска краны в умывальнике и краны на писсуарах. Потом тщательно вытер везде пыль. Отдраил толчёным кирпичом кафель писсуаров от желтизны и очки от потёков ржавчины, а потом тщательно вымыл с мылом мозаичный пол. Даже сам залюбовался результатом своей работы. Было как раз два часа и сержант Крамаренко уже спал, но я его смело разбудил и доложил о выполнении поставленной задачи. Крамаренко вкусно зевнул во весь рот.

 - Ладно, Цеханович, пошли посмотрим что ты там наработал?

 Молча прошли по всем помещениям и дежурный одобрительно произнёс: — Молодец, молодец… Ничего не скажешь…

 Крамаренко почесал затылок и задумчиво посмотрел на меня: — Честно говоря, я тебя бы сейчас отправил спать, но ты сам слышал и всё должен понимать. Увы, но спать тебе не придётся. Пошли, новую задачу поставлю.

 Мы обошли все помещения, но везде было чисто и Крамаренко, остановившись около тумбочки дневального, где в этот момент стоял мой друг Юрка Комиссаров, был озадачен. Он вновь задумчиво почесал затылок и через несколько секунд радостно воскликнул: — Во, есть. Цеханович, ты в этом году первым будешь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Добро не оставляйте на потом
Добро не оставляйте на потом

Матильда, матриарх семьи Кабрелли, с юности была резкой и уверенной в себе. Но она никогда не рассказывала родным об истории своей матери. На закате жизни она понимает, что время пришло и история незаурядной женщины, какой была ее мать Доменика, не должна уйти в небытие…Доменика росла в прибрежном Виареджо, маленьком провинциальном городке, с детства она выделялась среди сверстников – свободолюбием, умом и желанием вырваться из традиционной канвы, уготованной для женщины. Выучившись на медсестру, она планирует связать свою жизнь с медициной. Но и ее планы, и жизнь всей Европы разрушены подступающей войной. Судьба Доменики окажется связана с Шотландией, с морским капитаном Джоном Мак-Викарсом, но сердце ее по-прежнему принадлежит Италии и любимому Виареджо.Удивительно насыщенный роман, в основе которого лежит реальная история, рассказывающий не только о жизни итальянской семьи, но и о судьбе британских итальянцев, которые во Вторую мировую войну оказались париями, отвергнутыми новой родиной.Семейная сага, исторический роман, пейзажи тосканского побережья и прекрасные герои – новый роман Адрианы Трижиани, автора «Жены башмачника», гарантирует настоящее погружение в удивительную, очень красивую и не самую обычную историю, охватывающую почти весь двадцатый век.

Адриана Трижиани

Историческая проза / Современная русская и зарубежная проза