Зондерегер заметил, что Остер смотрит неотрывно на стол Донания. Там лежала папка. Донаний свистящим шепотом позвал его на помощь: «Те бумаги! Те бумаги!» Остер медленно приблизился и наклонился над столом. «Стоп!» – крикнул Зондерегер. Следователь, обернувшись, мгновенно оценил ситуацию и попросил Канариса вмешаться. Оказалось, что там был шифр, разработанный конспираторами. С его помощью намечаемую заграничную встречу пастора с политиками со стороны союзников можно было представить как простой обмен любезностями.
Эта сцена в кабинете стала началом конца независимости абвера. Остер, самый важный после Небе информатор оппозиции, был уволен со службы и разжалован, а Донаний, лейтенант Мюллер и пастор Бонхефер арестованы.
В январе 1944 года гестапо-Мюллер нанес новый удар по неосмотрительным заговорщикам из абвера. Был раскрыт оппозиционный режиму кружок, группировавшийся вокруг вдовы посла в Японии Ханны Зольф, и среди них несколько служащих абвера: граф фон Мольтке, бывший министр Кип и капитан Гере. Не успел абвер оправиться от очередного удара, как снова стал жертвой собственной слабости. Представители военной разведки в Швеции, Швейцарии и Турции сбежали к союзникам.
Узнав об этом, Гитлер обрушился на абвер с проклятиями. Представитель Гиммлера в Ставке группенфюрер Фегелейн полушутя предложил «передать все это хозяйство» рейхсфюреру СС. Гитлер ухватился за эту идею, вызвал Гиммлера, и в несколько минут судьба абвера была решена. В конце февраля Гитлер дал указание Гиммлеру объединить абвер с СД. Могущественный вермахт проиграл СС решающую битву. Армия Германии стала теперь единственной армией в мире, не имеющей собственной секретной службы. Военная контрразведка теперь тоже перешла в ведение СС – и они, естественно, торжествовали.
Забавно, впрочем, что истинный победитель не вкусил плодов желанной мести. Гестапо Мюллер, с такой страстью выметавший «шайку предателей» из конторы Канариса, абвер не получил: он достался его злейшему врагу под родной крышей РСХА – Вальтеру Шелленбергу, шефу управления внешней разведки.
Между Шелленбергом и Канарисом давно сложились странно двойственные отношения. Адмирал любил молодого человека за его исключительный ум и способности, относясь к нему почти по-отечески; Шелленберг в свою очередь уважал Канариса как человека – весьма необычно для холодных интеллектуалов из СД.
Даже во время тяжких раздоров с Гейдрихом, шефом Шелленберга, адмирал был склонен прислушиваться к советам молодого человека. «Я по-прежнему могу быть откровенным?» – спрашивал он во время утренних верховых прогулок по берлинскому Тиргартену. Канарис был уверен, что, во всяком случае, по отношению к нему Шелленберг не перейдет известных этических границ. Однажды шеф разведки МИДа, ультранацист риббентроповской школы, спросил Шелленберга: а что Канарис – и правда такой хитрый старый лис или он искренний сторонник режима? Шелленберг обрезал его, сказав, что в лояльности адмирала нет сомнений. И ни разу он не поколебался в этом убеждении – даже когда Мюллер намеренно выбрал его, чтобы арестовать адмирала за компанию с заговорщиками 20 июля 1944 года. Шелленберг, может быть, знал и о телефонном разговоре между Канарисом и графом фон Штауфенбергом, который устроил нападение на Гитлера: днем 20 июля он позвонил адмиралу и сказал об удавшемся (как он думал) покушении. Адмирал тогда воскликнул: «Убит? О господи! Кто же это сделал? Русские?»
И тем не менее Шелленберг рассматривал кончину абвера как персональный триумф. Наконец сбылась его мечта возглавить огромную шпионскую империю, которая затмила бы хваленую английскую Интеллидженс сервис. Еще раз проявилось неудержимое честолюбие шефа СД, которого даже руководители других подразделений РСХА считали непредсказуемым и опасным чужаком, стараясь по возможности с ним не сталкиваться. Быструю карьеру в СД Шелленберг сделал с помощью Гейдриха, с которым его связывала своего рода любовь-ненависть.