Тренерская статья должна была стать завершающим разделом нашей спортивной книжки. Затею пробиться в какое-нибудь издательство я ни в коем случае не оставляла, хотя мои родственники испытывали изрядный скепсис в отношении столь наполеоновского плана. Ну, ладно, в журнале напечатали. Но книжка! Это было нечто из разряда высших сфер.
Некоторое уныние вызывало у меня то, что ни один журнал кроме «Физической культуры в школе» никаких признаков готовности к сотрудничеству не проявлял. Неужели всё в молоко ушло? Физкультурщикам, конечно, спасибо. Поставили они наши статейки и в августовский номер, и в сентябрьский, и в октябрьский. Я так понимаю, приняли авторов в число «своих». Благодаря этим добрым людям я за свои картинки шестьдесят семь рублей заработала, рассчиталась с бабушкой (с верхом) а остальное сложила в выделенный мне её старенький кошелёк, такой, с кругленькими ушками-защёлками наверху.
— Чтоб в случае необходимости ни у кого не просить и бутылки по помойкам не собирать, — аргументировала я, и бабушка сразу безоговорочно согласилась.
К четвёртому ноября пришёл ещё один перевод — персонально мне, на двадцать три рубля, и я поняла, что папину статью тоже взяли. Как я скакала! Вот бы ещё ему авторский номер до дня рождения принесли, среди родственников и знакомых прям фурор будет.
Между прочим, и наша книжечка на четырёх соавторов была окончательно готова, и теперь мне срочно нужно было переговорить с папой. Вот срочно, срочняк, прям распирало меня. В отсутствие всякой иной связи я не придумала ничего лучше, чем послать отцу… нет, не письмо. Лучше. Телеграмму!
Телеграф находился в том же здании что и почта, с другого входа. Внутри всё как-то было ещё более архаичное, чем в почтовом отделении, хотя казалось бы — куда уж. Одни перьевые ручки с чернильницами поразили меня до глубины души. Чернилами писать? Серьёзно? Хорошо, что я с собой шариковую взяла, как чувствовала. Иначе был бы мне урок каллиграфии, мдэ.
На столе, напоминавшем массивную шестиугольную тумбу, стоял плексиглазовый сортовичок, в котором лежали пустые сероватые бланки телеграмм. Сидеть полагалось на стульях, у которых сиденья откидывались, как в театре, только были они жёсткими, видимо, чтобы пришедшие люди чётко осознавали всю суровость жизни. Я решила, что и без стула обойдусь — тем более, стол был достаточно высокий, как раз мне стоя писа́ть.
Я заполнила адрес, получилось шесть слов: город, улица, дом, номер, квартира, номер.
Дальше текст.
«Папа поздравляю…»
Я задумалась. Я хотела написать «поздравляю с днём рождения», но так никто не писал. Все экономили на букве «с» — это ж целое слово! Ни разу не видела телеграммы, где было бы написано «с днём рождения», и если я напишу без пропуска, очень подозрительно будет выглядеть.
Значит, «… поздравляю днём рождения».
Я снова остановилась. День рождения у папы седьмого. А телеграмму принесут максимум завтра. Заранее поздравлять не принято… Я тяжко вздохнула и порвала бланк, кинула в мусорку с кучкой подобных обрывков. Так. Снова адрес. «Папа приходи срочно Оля» Без точек и запятых обойдёмся, всё лишние денежки. И наш адрес, это уж без оплаты.
Всё. Надеюсь, меня в КГБ не будут приглашать. А то был у нас эпизод. Одна из тёть-Нининых сестёр уезжала в отпуск на юга. Билет в кармане — и тут у неё на даче кот сбежал! Пошёл по кошкам. Двое суток она по всем окрестным садоводствам его металась искала (дело, на мой взгляд, бесполезное) — не нашла. А сын её, взрослый, должен был опять-же из студотряда приехать через пару дней после её отъезда. И вот изнервничавшаяся женщина не придумала ничего лучше, чем по приезде на море сразу побежать на почту и отправить сыну телеграмму. Срочную!
«Найди и накорми кота»
Ну, чисто шифровка.
Я помню, как тётя Нина рассказывала, хохотала. Парня, однако же, вызвали в отдел, объясниться. Кончилось ничем, всё же там не совсем дураки сидят. Точнее, совсем не дураки.
Я встала в коротенькую очередь из двух человек. Женщина-приёмщица работала довольно быстро.
— Скажите, как долго будет идти телеграмма? — спросила я у неё, добравшись до заветного окошечка подачи.
— Обычная — двенадцать часов, — специальным немного гнусавым голосом для мелких служащих ответила мне тётя. — Срочная — три часа. Молния — сорок минут.
Я прикинула. В молнии смысла нет. Папа, поди, на работе ещё. А вот через три часа он как раз придёт.
— Давайте срочную.
— Пять копеек слово, — предупредила меня приёмщица.
— А если обычная?
— Три.
— Нет, срочную давайте, — я протянула бланк.
— На обычном бланке или на поздравительном?
— На обычном.
— Пятьдесят копеек.
Я выложила на блюдечко в окошке две монетки по двадцать копеек и один десято́к. Приёмщица поставила на бланке какие-то свои метки и протянула бланк в маленькое окошко позади себя:
— На-адь! Срочная!
Из окошка высунулась рука, и бланк мой исчез в соседней комнатушке.
Пойду домой, ждать.
Папа примчался в девять вечера. Приехал с работы — а его сразу телеграммой обрадовали.