Stabat Mater

В первый раз вижу большую галерею, освещенную так ярко, – можно разглядеть каждый камень, каждую трещину в стене. С круглого свода свисают гирлянды черной паутины, и, когда отец Глеб проходит под ними со своим могучим факелом, они вспыхивают – фых-х! фых-х! Я с тревогой смотрю вверх – как бы горящая паутина не упала на мужчину с девочкой. Но он не замечает опасности, идет отрешенно, только горбится все сильней. А паутина сгорает быстро, не успевая упасть, – фых-х, и всё.

За похоронной процессией я иду второй раз в жизни. Первый раз был, когда хоронили маму – тридцать лет назад. Тогда мы шли пешком последние сотни метров до кладбища: грунтовую дорогу так развезло от весенних дождей, что ритуальный автобус мог застрять в глине. Гроб несли мужчины из отцовского прихода. Несли не на плечах, а за ручки, потому что было очень скользко и грязи – по щиколотку. Женщины пытались идти по обочинам, где еще оставались полосы серого снега. Певчие из храма, затянувшие было «Яко да Господь учинит душу ея», смолкли, и был слышен только скрип ручек на гробе и хлюпанье ног по грязи… Отец в облачении шел сбоку от гроба. Он сам отпевал маму в нашей церкви. А теперь шагал, одной рукой держа подол рясы, а другой – требник, чтобы по нему дочитать на кладбище все, что положено… А со мной шла отцова сестра, тетя Оля, – одна из немногих мудро обутых в резиновые сапоги. А для меня не нашлось резиновых сапог – вся наша одежда сгорела вместе с домом, и я чавкал в промокших ботинках. Тетя Оля обнимала меня за плечи, пыталась укрыть от дождя полой своего пальто. Мы отставали все дальше и дальше от гроба, и нас обходили и обходили люди, и скоро мы оказались самыми последними. Но тетя Оля не подталкивала меня и не тащила вперед и ничего не говорила. А я смотрел себе под ноги – как мои ботинки вминаются в грязь, и если быстро не вытащить ногу, то ямка сразу заполняется водой и заливает ботинок. И я представил, что сейчас гроб с мамой будут так же вминать в грязь и его зальет серой водой. И тогда я вывернулся из-под руки тети Оли и побежал назад, потому что не хотел это видеть. Бежал и думал, что добегу до нашего дома и буду жить там один – в сгоревшем доме без крыши…

Я не знаю, как зовут этого мужчину и его мертвую дочь, – мне никто не сказал, а я постеснялся спросить. Я сам вызвался проводить их в город. Потому что только я и Ника знаем тропинку, которая ведет к гаражам через ельник, а за гаражами – к Сабуровскому проезду. Ника не может отлучиться из хосписа, ей нужно быть с Алешей и Марией. К тому же за ней могут охотиться полицейские и, если ее найдут, наверняка арестуют. А мужчина не может один кружить по еловым зарослям и гаражным закоулкам с мертвой девочкой на руках. Я ему помогу… Им помогу… И поймаю для них машину на Сабуровском проезде, и они поедут домой.

Я смотрю на сгорбленную спину мужчины. Понятия не имею, что

он сейчас чувствует. У меня нет детей и, наверное, не будет. Я никогда не забирал из роддома дочь, не менял ей подгузники, не радовался ее первым шагам и первым словам, не мечтал о ее счастливом будущем, не холодел от ужаса, узнав о ее болезни… А теперь на его дочь надели пальто, и теплые штаны, и сапожки, и вязаную шапку, и укутали шарфом… Может быть, не придется говорить водителю, который их повезет, что девочка мертвая. Просто спящая девочка на руках…

«Спи, малютка, не шуми, Угомон тебя возьми», – так пела мама и смеялась, когда я начинал причитать «не надо, не надо», потому что боялся этого непонятного Угомона… Мчатся бесы рой за роем, спи, малютка, не шуми, с визгом жалобным и воем, Угомон тебя возьми…

– Иван Николаевич, Иван Николаевич…

Поднимаю глаза. Передо мной – отец Глеб со своим олимпийским факелом.

– Хорошо, что вы отстали, – тихо говорит отец Глеб. – Я забыл сказать, а при Андрее будет неудобно… Возьмите деньги на такси – здесь у меня в кармане безрукавки… Или факел подержите, я достану…

– Да что вы, отец Глеб! Не надо. Есть у меня деньги, есть…

Он сказал «Андрей». Вот как зовут этого мужчину…

– Иван Николаевич, с вами все в порядке?

– Да-да, все нормально… Идемте… Факел держите пониже, над вами паутина горит…