Stabat Mater

– Я слышала про ваш хоспис и про то, что вы отказались уходить оттуда, – говорит женщина и вдруг берет и поправляет свесившуюся руку девочки, как будто перед ней обычный спящий ребенок. – Как зовут вашу дочь? – спрашивает она Андрея.

– Валерия… Лера… – Андрей смотрит на женщину со странным выражением – с мольбой и какой-то неуместной, болезненной надеждой. – Ее зовут Лера, – повторяет он.

– Им нужно попасть домой, – говорю я, – и вызвать туда скорую. Как будто они ушли из хосписа еще до протеста. Иначе не избежать полицейского разбирательства…

– Мой внук умер от СГД, – говорит женщина. – В воскресенье был ровно год…

– Вот как… – зачем-то говорю я.

– Я отвезу вас. Кто у вас дома?

– Тома и дети… – Андрей смотрит растерянно.

– Тома – это жена?

– Да…

– Если хотите, сделаем так, – мягко говорит женщина. – Вы подождете в машине, а я пойду и подготовлю вашу жену. А другим детям можно будет сказать, что Лера спит. А потом вызовете скорую…

Лезу в карман за деньгами, но тут же понимаю, как это будет грубо. Наверное, я растерян не меньше Андрея. Бормочу:

– Спасибо, спасибо вам…

Женщина качает головой:

– Всё-всё, не трудитесь. Я и так уже поняла, что вы – вежливый юноша.

Синий дым стелется за «мерседесом». Какое-то время я бездумно бреду вдоль гаражей за уехавшей машиной… Нужно вернуться в хоспис… Но сейчас хотя бы полчаса побыть на свободе, под солнцем, которого я не видел несколько дней… Хоть кофе где-нибудь выпить на сэкономленные деньги… Или нет – придумал – купить детям мандаринов! И, может быть, мороженого… Нет, мороженое не донесу… Да – лучше мандаринов и шоколадок… А! Эврика! Скоро же Пасха. Накуплю им шоколадных яиц!.. Ну и, ладно уж, выпью хотя бы малюсенький эспрессо!

…Час спустя стою у кофейни и щурюсь на солнце. Точнее – жмурюсь от удовольствия. Кофейный вкус еще не растворился во рту. Отчего-то кружится голова, будто я слегка пьяный. Но пил я только кофе. Хорошо, что я решил пойти в приличную кофейню, хотя для этого пришлось топать несколько кварталов вокруг Елового холма – к островку цивилизации возле метро. Шел мимо цветочных лавок и думал – не купить ли тюльпанов для Ники? Но тогда могло не хватить денег на яйца для всех, ведь я точно не знаю, сколько детей осталось в хосписе… Да и явиться к Нике с тюльпанами, наверно, было бы глупо… Да все получается глупо с Никой – все, что бы я ни сделал!.. Когда-то я сказал ей, что для меня достаточно просто быть рядом. Даже не рядом, а хотя бы где-то поблизости. И это правда. А сам все время лезу с какими-то пошлыми, неуклюжими ухаживаниями и, конечно, выгляжу как последний кретин… Если бы у меня был хоть какой-то опыт в этих делах! Но его нет. Точнее – только неудачный, а это даже хуже, чем никакого… Иногда я думаю: вообще, есть ли на свете женщина, с которой я мог бы чувствовать себя уверенно? Пытаюсь представить такую женщину, и почему-то всегда получается, что она – слепая. Странно. Разве я хочу, чтобы кто-то от меня так жестоко зависел – как слепой от поводыря? Нет… Или для меня важно, что она не будет видеть мою несуразность?.. Нет, и это не главное. Тогда что?.. А то, что я мог бы стать ее переводчиком! Да-да. Только переводить не с языка на язык, а из тьмы на свет. Все, что она не может видеть, я бы переводил в слова – объяснял, описывал, растолковывал. И создал бы для нее мир из слов, и, может быть, он получился бы даже лучше и ярче, чем реальный мир. Я ведь люблю слова, умею подбирать, и расставлять их, и превращать во что-то зримое, почти осязаемое. Только это умение сейчас никому не нужно. Люди забыли цену и силу слов. Считают, что слова – просто ярлычки с названиями для видимого мира. Люди стали думать, что слова вторичны. Страшная ошибка! Потому что обесцененные слова перестают действовать – убеждать, предостерегать, вдохновлять, стыдить… Слова теперь – ничто, «бла-бла-бла», обертки для пустоты. Лишенные смысла и цели, слова не могут служить скрепляющим материалом для мира, и мир расползается под собственной бессмысленностью, как Вавилонская башня. Никто больше не верит ни в твердое, ни в честное, ни в доброе слово. И, кажется, люди говорят уже только по привычке, говорят сами с собой, и ничего не значащие слова вылетают из их ртов, как мыльные пузыри, летят и лопаются… И вот как же мне жить в этом пузырьковом мире со своей допотопной верой в силу слов?.. И только она, моя благодарная Иоланта, моя слепая муза слушала бы меня и давала вдохновение творить из слов что-то не пустое, не мусорное, а ценное – такое, что не стыдно преподнести как дар и даже считать достойным материалом для строительства нового, лучшего мира…

А Ника… У нее уже есть свой мир – причем такой, что мне никогда не охватить его ни словами, ни даже мыслью. Но все же надежда приблизиться к этому миру вывела меня из темноты, из моего хаоса страхов и смятений. И вот я без прежнего содрогания и даже с каким-то подобием отваги думаю сейчас о возвращении в хоспис, о том, что нужно идти к двери, за которой – моя новая жизнь, и найти ключ, оставленный для меня Никой.