– Садитесь, Вербицкий, – Гнатиков вытянул руку, указывая на стул. – Я же предупреждал, что мы обязательно встретимся.
– А вас, Штирлиц, я попрошу остаться, – хмыкнул Марат, опускаясь на стул. – Я сразу приметил, что вы чем-то напоминаете Геббельса. Форма вам очень идет.
Дмитрий Иванович не оценил комплимента.
– Ваша ирония неуместна, Вербицкий. Вы окончательно встали на сторону наших врагов и поплатитесь за это.
– Один вопрос, Дмитрий Иванович. Каких врагов? Если не ошибаюсь, раньше вы боролись за национальную стабильность Белоруссии. Тогда враги у вас были совсем другими.
– Не имеет значения, Вербицкий. Время и пространство – очень сложные, многогранные понятия. Есть не только прошлое, настоящее и будущее. Существуют и параллельные измерения. Они пересекаются. Возникают реперные точки и линии.
Гнатиков встал, обошел вокруг стола и остановился рядом с Маратом.
– Ты, сынок, нарушил границы времени. Отсюда и весь этот бардак, но… Как я уже сказал все это не имеет значения.
– А что же тогда имеет?
– Хм… Только одно – мы всегда по разные стороны баррикад.
– Печально.
– Еще как! – Гнатиков наклонился к лицу Вербицкого. Стекла его очков холодно блеснули. – И для тебя, мой мальчик, эта печаль не абстрактное понятие. Обер-лейтенант, займитесь!
Офицер, которые все время стоял спиной к Марату, обернулся. От бля! Это был Байдак. Причем мертвый. Лицо капрала покрывали темные трупные пятна. Губы по цвету ничем не отличались от пегих усов, а глаза были пустыми, как окна дома, в котором погасили свет. По углам губ, на подбородке и шее багровели пятна засохшей крови. Байдак раскрыл рот и показал Марату язык – четырехгранный штык винтовки Мосина. На это раз живой – гнущийся, мокрый от слюны и крови.
– Ты… Ты – идиот! Зачем убил меня?!
Чудовище закашлялось, плюнуло на пол темной жидкостью и двинулось на Вербицкого, вытянув руки. Марат не ошибся. Суставом у пальцев было так много, что они больше походили на щупальца. И щупальца эти тянулись к шее Вербицкого. Он вскочил со стула. Попытался отступить в угол комнаты, но мертвец оказался слишком проворным. Пальцы-щупальца сомкнулись на шее Вербицкого. Он задыхался. Старался не смотреть в лицо мертвеца. Вцепился взглядом в эсэсовскую символику на шевроне. Две молнии. Только почему-то они напоминали ему змей. Откуда пришла эта ассоциации Вербицкий не знал. Просто змеи.
Размышляя о ползучих гадах, Марат пытался оторвать от шеи пальцы Байдака, но быстро сообразил, что из этой затеи ничего не выйдет. Он вскинул руки, нащупал пальцами глаза монстра, надавил на них изо всех сил. Хлоп-хлюп! Чвяк! Глаза Байдака лопнули, а пальцы Вербицкого погрузились в наполненные слизью ямки. Чудовище заревело. Вряд ли оно почувствовало боль. Просто бесилось от того, что лишилось зрения. Давление на шею ослабло. Марат выдернул пальцы из глазниц. Толкнул монстра в грудь. Ответный толчок был куда как сильнее. Он в буквальном смысле впечатал Вербицкого в стену. В глазах потемнело, но Вербицкий нашел в себе силы отпрыгнуть в сторону. Через секунду ослепленное чудовище врезало кулаком в стену. Как раз там, где недавно был Марат. От удара бетон покрылся трещинами. Байдак завертел головой.
– Где ты, падла?! Я все равно отыщу тебя и вырву сердце!
Новый удар. От стены откололся кусок бетона. С костяшек пальцев мертвеца слезла кожа, обнажив кости. Байдак ударил опять. Его кулак просвистел в нескольких сантиметрах от уха Марата. Стена раскололась. Трещина прошла от пола до потолка. Посыпались новые осколки бетона. Образовалось дыра. По идее, за ней должен был быть коридор, но Вербицкий увидел только черную пустоту. Монстр заметался по кабинету. Он безостановочно и бессистемно лупил кулаками в стены Куски бетона уже не падали на пол – их втягивала в себя пустота. Разрушения сделались необратимыми. Паутиной трещин покрылся пол. Провалился в бездну стол вместе с Гнатиковым. Унеслось в пустоту красное полотнище со свастикой. Потом настал черед Байдака. К этому времени он уже не выглядел офицером СС. Форменный китель лопнул, обнажив грудь. Обожженную до фиолетового цвета, сплошь усыпанную водянистыми волдырями. Бездна приняла в свои холодные объятия уже не капрала Байдака, не эсэсовского обера, а Жженного.
И вот Марат остался в гордом одиночестве. На куске бетона, некогда бывшем частью пола. Один на один с пустотой. Кусок крошился под ногами, уменьшаясь в размерах. Балансировать на нем становилось все труднее. Совсем как в «Лангольерах» Стивена Кинга. Куда исчезает вчерашний день? Его пожирают зубастые чудища. Чистильщики. Вечные странники, по имени лангольеры.
Вот только в данном случае не было даже их. Кинг ошибся. Пустота не нуждалась в чистильщиках. Она прекрасно справлялась с тем, что считала лишним без посторонней помощи. Марат Вербицкий тоже был для нее лишним. Опора под его ногами исчезла. Пылесос бездны втянул странника, чтобы выбросить его на межзвездную свалку. Помойку забвения.