Стадный инстинкт в мирное время и на войне

Давайте обсудим человека, столкнувшегося с дилеммой из тех, которые общество обильно поставляет своим членам: мужчину, охваченного страстью к женщине, запрещенной для него стадом, или человека, столкнувшегося наяву с обычно скрытой жестокостью и глубоко впитавшего доктрину стада, что все в целом идет правильно, что вселенная соответствует его моральным устоям, что кажущаяся жестокость это милосердие, а внешнее безразличие – долготерпение. И чем же успокоится его измученная душа?

Конфликт может разрешиться отступлением любого из антагонистов. Годы, другие инстинкты или более сильная страсть способны умерить силу неудовлетворенной любви или лишить остроты видение непереносимой боли.

Или скептицизм вскроет природу стадного внушения и лишит его убедительности.

Проблему порой снимают и с помощью простого механизма рационализации. Человек может наслаждаться запретным удовольствием и построить часовню, убедив себя, что его случай – особый, что он, по крайней мере, не так плох, как X, Y или Z, которые совершили чудовищные проступки, а он никогда не бил жену и регулярно жертвовал деньги на миссии и больницы. А если его затруднения носят этический характер, он поймет, что стадо на самом деле право; что только ограниченный ум не видит внутреннего совершенства в страдании; что овцы и коровы, которых мы разводим для еды, теленок, которому мы пускаем кровь, чтобы мясо было белым, один из четырех младенцев, умирающий в первый год жизни, рак, чахотка и безумие, бурные реки крови, омывающие стопы шагающего вперед человечества, – все это части великого Замысла, ведущего человека вперед и вверх, к высшему блаженству. Конфликт стихает, и человек согласен смотреть и на кровь, и на Замысел, облекающийся в плоть, не смущаясь мелкими и ворчливыми упреками совести из своей юности.

Из этих трех вариантов скептицизм срабатывает реже всего, хотя может сложиться иное впечатление, потому что очень часто скептицизм на деле лишь прячет продолжающийся конфликт в глубинах сознания. Человек, подверженный глубинному конфликту, даже если будет казаться окружающим – и, конечно, самому себе – спокойным и достигшим стабильности, после периода внешне бесконфликтной психической жизни способен выдать безошибочные свидетельства того, что конфликт катастрофически продолжался под поверхностью.

Решение проблемы с помощью безразличия или рационализации – или смеси этих двух процессов – характерно для большинства нормальных, здравомыслящих, ответственных людей среднего возраста с устоявшимися взглядами и гибкостью перед гнетущим влиянием фактов; эти люди составляют хребет государства. В них стадное внушение показывает свою способность одерживать верх над опытом, тормозить развитие альтруизма, скрывать существование и фальсифицировать результаты конкуренции между личными и общественными устремлениями. Эти свойства стадного внушения приносят пользу: крепко цементируют существующее общество, однако доверяют управление государством и выбор жизненной позиции классу, который в силу своей стабильности обладает относительной неспособностью воспринимать опыт всерьез, относительным безразличием к чувствам и страданиям и решительно предпочитает стадные традиции всем остальным источникам поведения.

В древней истории такова, очевидно, была большая часть человечества, поскольку опыт, тогда относительно простой, обладал незначительной внушающей силой и легко уступал стадному внушению. Душевных конфликтов было немного или не было вовсе, и они разрешались с помощью простой рационализации. Средний человек был счастлив, активен, обладал неистощимым запасом мотивации и энергии, был способен на ярый патриотизм и даже на самопожертвование ради стада. Соответственно, в должных условиях нация могла расширяться и становиться безжалостной и грозной благодаря твердой, непоколебимой убежденности в своей божественной миссии. Ее слепота по отношению к новому опыту делала патриотов упертыми и свирепыми, священников – фанатичными и кровожадными, а правителей – высокомерными, реакционными и самоуверенными. Если в окружающей среде нет крупных изменений, требующих серьезных модификаций, такая нация успешно ведет захватническую деятельность – как это часто случалось в истории.

Среди сегодняшних ведущих держав по-прежнему правящим классом являются психически устойчивые люди, и их характерный тон ясно слышен в общем отношении к опыту, национальным идеалам, религии и национальной морали. Относительно бесчувственный к новому опыту класс, навязывающий мнение народу; перенесение ментального типа, который, возможно, был адекватным в незамысловатом прошлом, в мир, где среда усложняется с каждым днем; сохранение, так сказать, кучера на паровозе – все это превратило современную историю наций в череду захватывающих дух приключений и невероятных спасений в последний миг. Тем, кто способен видеть национальные дела с объективной точки зрения, очевидно, что каждое чудесное спасение могло бы обернуться катастрофой и что рано или поздно так и будет.