Стадный инстинкт в мирное время и на войне

Тем самым человек не просто спасен от нечеловеческого одиночества, с которым его призывали смириться, но освобожден от затруднений и искушений, так долго воздвигавших препятствия для поисков себя и отважного движения вперед. Отрезанный от истории и считающийся изгнанником в низший мир, человек не может не быть подавлен несоответствием между высокими притязаниями и низкими поступками. Стоит только человеку осознать, что он сам, его достоинства и стремления вплетены в ткань жизни, он поймет, что великое полотно реальности не теряет своего великолепия оттого, что узор рядом с тем местом, где блещут его мужество и гордость, горит сиянием тигра, а над его разумом и гениальностью издевательски насмехаются.

Развитие объективного подхода к статусу человека оказало, пожалуй, самое значительное влияние на исследование человеческого разума.

Стремление понять режимы работы разума и сформулировать обобщения практической ценности привело к тому, что исследования ведутся в трех направлениях. Различные методы можно для удобства обозначить как примитивные, человеческие и сравнительные.

То, что я назвал примитивным методом психологического исследования, является самым очевидным и естественным. Метод берет человека, как он есть, разум – каким представляется, и исследует его с помощью прямой и простой интроспекции. Объект исследования является и средством наблюдения, и нет объективных стандартов, по которым можно оценивать и корректировать точность результатов. В итоге полученные данные подвергаются особой и очень строгой цензуре. Данные, которые кажутся разуму удовлетворительными, объявляются истинными; неприемлемые для разума считаются ложными; и в обоих случаях дело вовсе не в сознательной подтасовке со стороны недобросовестного наблюдателя, а в ошибочности, неизбежно присущей методу. Единственный характерный продукт подобных исследований – представление, очевидное для здравого смысла, что можно вскрыть сознательные мотивы всех действий человека. Более объективные методы показывают, что, если мотив действия не найден или не совпадает с тем, который представляет себе сам человек, существует риск того, что представление человека неверно.

Психология этого примитивного типа – наивная психология здравого смысла – безусловно поражена своего рода антропоцентризмом; она, так сказать, говорит нам не о человеке, а о том, каким он себя видит и ощущает. Если судить о методе по результатам, которые позволяют предсказывать поведение или влиять на него, он бесполезен. Он применялся тысячи лет с большой изобретательностью, и все, что он может сказать, это как, по мнению среднего человека, работает его мозг; объем информации, ненамного более ценный, чем указания конституционного монарха непослушному парламенту. Метод отвлекал мысль бесчисленными фальсификациями, но не обеспечил обобщений, полезных для практической жизни.

Комментарии к объективной системе человеческой психологии

I

До сравнительно недавнего времени факт, что так называемая психология не имеет практической ценности, признавался ее профессорами и считался в порядке вещей. Так что наука – за пределами узкого круга специалистов – имела весьма унылую репутацию. Она включала две различные школы: одна занималась экспериментальной физиологией и честно изучала физиологию нервной системы, другая посвятила себя смутным абстракциям логики и метафизики; при этом обе школы игнорировали изучение сознания. Истоки этой сравнительной бесплодности можно найти в одном фундаментальном дефекте, от которого страдала наука: в отсутствии объективного стандарта, по которому можно оценивать ценность ментальных наблюдений. Без такого стандарта любой психический феномен может оказаться продуктом как наблюдающего, так и наблюдаемого разума, или запутанным переплетением того и другого.

В последние годы поиски столь необходимого стандарта продолжались и в определенной степени увенчались успехом по двум направлениям. Психология, которую я назвал «человеческой», обнаружила стандарт в исследованиях душевных заболеваний. При болезни ментальные процессы и механизмы, ускользающие от наблюдения в норме, предстают в преувеличенной форме, которые облегчают их распознавание. Сведения, полученные от понимания патологического материала, позволили судить о менее явных или более скрытых феноменах нормы, в большей или меньшей степени исключить ошибку наблюдателя и хотя бы частично рассеять мрак, так долго скрывавший сами психические феномены.