Стадный инстинкт в мирное время и на войне

Из двух сторон конфликта – инстинктивных импульсов и сил подавления – первая, по Фрейду, полностью является продуктом сексуального инстинкта. Этот инстинкт полагается более активным и мощным у младенца и ребенка, чем считали все предыдущие исследователи. Нормальный сексуальный интерес и активность, наблюдаемые у взрослого, развиваются из сексуальных импульсов ребенка через серию модификаций, которые, по-видимому, частично обусловлены процессом естественного развития, а частично – влиянием внешних сил подавления. У младенца инстинкт эгоцентричен, и объектом интереса является собственное тело; с расширением психического поля вследствие расширения опыта инстинкт обращается вовне, и объектом интереса становятся другие люди – без различения пола; наконец, на последней стадии развития инстинкт локализуется на людях противоположного пола. Такие трансформации Фрейд считает естественными и необходимыми для появления «нормального» типа взрослого. На эволюцию этих трансформаций влияют внешние силы, и любое вмешательство – либо ускорение, либо торможение – окажут серьезный эффект на окончательный характер и темперамент человека. Психическая энергия такого важного инстинкта, как сексуальный, очень велика и не исчезает под действием сил подавления, но перенаправляется на иную деятельность, в каналы, не имеющие очевидной связи с источником. Фундаментальной характеристикой психики является способность к такой подмене для символического удовлетворения инстинкта в проявлениях, не имеющих явного сексуального значения. Когда развитие происходит нормально, добавочная энергия сексуального инстинкта находит выход в социально полезной деятельности – эстетической, поэтической, альтруистической; когда развитие нарушается, поток энергии может вызвать психическое заболевание или особенности характера, трудно отличимые от болезни.

Таким образом, психика взрослого, по Фрейду, помимо осознаваемой индивидом деятельности, осуществляет деятельность и хранит воспоминания, подсознательные и совершенно недоступные обычной интроспекции. Между этими двумя областями существует барьер, надежно охраняемый определенными силами подавления. Бессознательное – царство опыта, воспоминаний, импульсов и склонностей, которые в течение жизни индивида подавлялись стандартами сознания, оказались неподходящими и в результате изгнанными. Запрет не лишает эти исключенные психические процессы энергии, и они постоянно действуют на чувства и поведение человека. Однако охрана барьера между ними и сознанием так надежна, что проникнуть в другую область удается только под прикрытием, в фантастически искаженной форме, скрывающей их истинный смысл. Пожалуй, один из самых значительных тезисов Фрейда – то, что сны есть прорыв желаний и воспоминаний из поля бессознательного в сознание. Подавляющие силы, охраняющие границу между сознанием и бессознательным, слабеют во время сна. Впрочем, даже тогда эти идеи могут проникать в сознание лишь в замаскированном, искаженном виде, так что их смысл можно выделить из гротескной путаницы реального сна только тщательным исследованием с помощью сложного метода. Однако применение этого метода позволяет заглянуть в недоступную эмоциональную историю индивида, структуру его характера и, в случае, если он болен, разобрать смысл симптомов болезни.

II

Приведенное перечисление основных доктрин фрейдистской психологии должно всего лишь послужить основой для определенных комментариев, имеющих отношение к общей дискуссии этого эссе. Точка зрения заинтересованного, но стороннего наблюдателя, автора этих строк, естественно, отличается от точки зрения самих ученых. Здесь желательно представить самый широкий взгляд, в самых общих терминах, поскольку мы не касаемся непосредственных проблем практикующих психотерапевтов – о которых в основном пишут авторы психоаналитической школы; мы пытались обойтись без использования богатой и довольно неприятной технической терминологии, которой кишат работы этой школы. Вполне возможно, что мой обобщенный метод изложения дает искаженную картину. Тема настолько во власти предубеждений, что и самый непредвзятый наблюдатель, как бы он ни верил, что свободен от навязанных доводов за и против, вряд ли способен говорить о том, что не подвержен этим влияниям.