1. Он не терпит и боится одиночества, физического и душевного. Такая нетерпимость приводит к психической зацикленности и интеллектуальной инертности, которые человек постоянно демонстрирует в степени, удивительной для животного с таким емким мозгом. Как хорошо известно, сопротивление новым идеям – это, прежде всего, вопрос предубеждения, а формулирование интеллектуальных возражений, справедливых или нет, процесс вторичный, несмотря на всеобщее убеждение в обратном. Тесная зависимость от стада прослеживается не только в вопросах физических и интеллектуальных, но также проявляется в самых глубоких уголках личности как чувство незавершенности, и именно оно заставляет индивида стремиться к некоему более крупному существу, чем он сам, к некоему всеобъемлющему существу, в котором его тревоги могут найти решение и длительный мир. Физическое одиночество и интеллектуальная изоляция эффективно компенсируются близостью стада. Более глубокие личные потребности не могут быть удовлетворены – по крайней мере, в том обществе, которое мы имеем сейчас, – таким поверхностным союзом; способность к взаимодействию все еще развита слишком слабо, чтобы привести индивида в полную, греющую душу гармонию с его собратьями, чтобы они могли передавать друг другу:
«Мысли трудно упаковать
В узкое действие,
Фантазии, пробираясь через язык, пропадают»[15]
.Таким образом, религиозное чувство присуще самой структуре человеческого сознания и выражает потребность, которую ни один биолог не сочтет поверхностной или преходящей. Нужно признать, что некоторые философы и ученые порой отрицали достоинство и важность религиозных порывов. Видимо, движимые желанием замкнуть круг материалистической концепции вселенной, они преуменьшали значение таких феноменов, которые не могли согласовать со своими принципами. Такой подход к религии не только оскорблял истинно научный метод, но и вызывал сильную реакцию общественного мнения против любых радикальных научных исследований природы и статуса человека. Энергичная реакция такого рода преобладает и сегодня. Можно не сомневаться, что она была усилена, если не спровоцирована, попытками придать жесткому и догматическому материализму статус общей философии. Пока система вынуждена игнорировать, принижать или отрицать реальность таких несомненно важных явлений, как альтруистическое чувство, религиозные потребности и переживания благоговения, чуда и красоты, озарения мистика, восторг пророка, несгибаемая стойкость мученика, она не может претендовать на универсальность. Необходимо решительно подчеркнуть, что религиозные потребности и чувства человека – это прямое и обязательное наследие инстинкта, с которым он рожден, и поэтому заслуживают такого же уважительного внимания и тщательного рассмотрения, как и любой другой биологический феномен.
2. Человек более чувствителен к голосу стада, чем к любому другому влиянию. Этот голос может тормозить или стимулировать его мышление и поведение. Он является источником морального кодекса человека, основой его этики и философии. Может наделить человека энергией, мужеством и выносливостью, а может легко их отнять. Может заставить его смириться с наказанием и принять палача, терпеть нищету, склониться перед тираном и безропотно умереть от голода. Может не просто заставить безропотно принимать трудности и страдания, но и принять как истину объяснения, что его совсем необязательные мучения справедливы и нужны. Именно в этом проявлении силы стадного внушения, возможно, заключается самое неоспоримое доказательство стадной природы человека. То, что существо с громадным аппетитом и роскошными желаниями в состоянии безропотно терпеть пустой живот, лязгающие зубы, голые руки-ноги и жесткую постель, уже чудо. Что же сказать о силе, которая заставляет человека, услышав от сытого и согретого, что его положение гораздо лучше, отвечать: «Как прекрасно! Как справедливо!» Перед лицом такого эффективного отрицания не только опыта и здравого смысла, но и реальных голода и лишений невозможно установить границы власти стада над индивидом.
3. Человек захвачен страстями стаи в жестокости и страстями стада в панике. Эти реакции проявляются не только в толпе, но также видны по воплям и крикам газет и публики, ищущих преступников и просто козлов отпущения, а также по успешному нагнетанию паники.