Стадный инстинкт в мирное время и на войне

Спорадическое возникновение стадности в самых разных точках животного царства – у человека и овцы, у муравьев и слонов – позволяет предположить, что многоклеточность тоже должна была появиться во множестве точек, и метазойные развились из протозойных не по одному образцу. Можно также допустить, что у мобильных живых организмов есть некое внутреннее свойство, которое делает объединение индивидов в крупные единицы более или менее неизбежным в определенных условиях. Сложная эволюция, усилившаяся благодаря многоклеточности, заставляет задуматься: не вступили ли стадные животные на путь, с неизбежностью ведущий к развитию сложности и координации, к все более интенсивной интеграции? Или этот путь ведет к исчезновению?

Различные степени развития социальной привычки у разных животных представляют очень интересное поле для исследования. Класс насекомых демонстрирует почти неисчерпаемое разнообразие стадий развития инстинкта. Маленькие, непрочные семьи шмеля – известный пример низкой стадии развития; большие и сильные колонии ос – неспособные, впрочем, пережить зиму – другой, более развитый тип; а у медоносной пчелы очень высокий уровень развития, на котором инстинкт, похоже, завершил свой цикл и принес улью максимально возможную пользу. Можно сказать, что у медоносной пчелы социальный инстинкт развит полностью.

Необходимо подробнее рассмотреть, что означает полнота или неполнота социальной привычки у данных видов.

На время вернемся к переходу от одноклеточных к многоклеточным; очевидно, что для получения полных преимуществ изменения в новой единице должна развиться специализация, подразумевающая выгоду и потерю для отдельных клеток; одна теряет силу в питании и приобретает особую чувствительность к раздражению, другая теряет подвижность, чтобы выиграть в питании, и так далее – по мере того как новая единица усложняется. Однако, чтобы получить преимущества от специализации, требуется координация. Необходимость нервной системы – для поддержания процесса – становится очевидной рано, и так же понятно, что первичная функция нервной системы – поддерживать координацию. Таким образом, отдельная клетка, входящая в более крупную единицу, должна обладать способностью к специализации и способностью ограничиваться действиями, совпадающими с интересами новой единицы, а не с интересами, которые были бы у отдельной клетки. Специализация и координация – вот два условия, необходимых для успеха крупной единицы, и, пока эти условия не истощатся, будет возможно нарастание сложности. Причем одно бесполезно без другого. Самая богатая специализация ничего не даст без контроля на соответствие пользе целого организма, и самый совершенный контроль над отдельными клетками не принесет прогресса, если у него нет исходного материала изменений.

Эта аналогия поможет рассмотреть механизмы, вводимые в действие социальной привычкой. Сообщество медоносных пчел во многом похоже на тело сложного животного. Способность к реальной структурной специализации индивидов в интересах улья замечательно развита, при этом строго соблюдается координация, так что каждая особь полностью поглощена сообществом, выполняет в нем свою деятельность, а исключенная из него становится почти столь же беспомощной, как оторванная от тела животного часть обнаженной плоти. Улей без особого преувеличения можно описать как животное, у которого отдельные клетки сохранили способность к локомоции. Наблюдая за полетом пчелиного роя, за его единством и целенаправленностью, легко представить, что наблюдаешь полет одиночного существа, ведущего обычно малоподвижный образ жизни, но порой готового легко сорваться с места. Это новое существо отличается от многоклеточных, от которых отделилось в ходе эволюции, не только силой, энергией и гибкостью, но и удивительным фактом, что восстановило дар бессмертия, казалось бы утраченный с протозойными предками.

Степень, в которой улей может использовать силу своих особей, – мера полноты развития в нем социальной привычки. У рабочей пчелы практически нет занятий, не направленных напрямую на пользу улья, и все же она выполняет свои задачи, не переставая поражать наблюдателя буйной энергией и даже впечатлением радости. Считается, что рабочая пчела в среднем работает до смерти два месяца. Даже у человека, лишенного воображения, этот факт вызывает, по меньшей мере, глубокие размышления.