Стаи. Книга 3. Столкновение миров

Отец Серафим, в проникновенной речи помянул добрым словом невинно убиенных и призвал отдать негодяев на Суд Божий, призвал не творить ещё большего зла. Даже Лис, не особо разделяющий христианские догмы, не сказал ни слова наперекор, понимая неуместность полемики на религиозные темы, и отдавая право каждому верить или не верить в Отца Небесного, и в то, что его семья найдёт на Небесах утешение. Но… Ему очень хотелось надеяться на новую встречу… Он верил всем сердцем, что они ещё встретятся. Обязательно встретятся…

* * *

Поезд, уже простой, не скоростной экспресс, отстукивал по рельсам последние километры, отделяющие возвращающихся назад, в родные стены, из Белограда ибисовцев. Коллег и друзей было так много, что в вагонах было трудно встретить кого-то постороннего, тем более что путешествие на другой континент и обратно проделали восемь Сирин, включая Лесавесиму и Хилью, и несколько купе первого класса пришлось отдать летуньям и летунам — в иные они просто не помещались.

На втором этаже головного вагона, уже в готовности к выходу, сидя на рюкзаках, расположилась компания старых друзей: Лидеры Кланов, Элан, Ханнеле, крылатые сёстры, Полякова… Да, кого тут только не было…

Вместе с запахом выжженных солнцем полей

Темной птицею в сердце входит новая осень.

Ты плетешь свой венок из траурных лент,

из увядших цветов и почерневших колосьев.

Но, кто знает, чем обернутся

холода и потери

для того, кто умел верить.

И кто знает, когда над водою

взойдет голубая звезда

для того, кто умел ждать…

Ворожейкина не спешила прятать свою бесценную гитару в футляр, и эволэки с наставниками подпевали: кто негромко, едва обозначая следование стихам грустной песни, а кто был более уверен в своих вокальных данных или просто не очень стеснялся, гораздо бодрее.

Тебе больно идти, тебе трудно дышать,

У тебя вместо сердца — открытая рана.

Но ты все-таки делаешь еще один шаг

Сквозь полынь и терновник к небесам долгожданным.

Но однажды проснутся все ангелы

И откроются двери

для того, кто умел верить…

И ненастным январским утром

В горах расцветет миндаль

для того, кто умел ждать…

Аврора, словно загипнотизированная волшебным пением Елены, беззвучным сгустком термоядерного огня поднималась над горизонтом. Уже светлело, и знакомые окрестности Женнеца, от которого ленты железной дороги убегали дальше на север, к Огнегорску, медленно проплывали за стеклянным куполом крыши вагона. Все погрузились в меланхолию и пели, или просто слушали песню, как Хельга.

Гнется вереск к земле, потемнел горизонт,

Облака тяжелеют, в них все меньше просветов.

Ты сидишь на холме — неподвижно, безмолвно,

Все слова уже сказаны, все песни допеты…

Но я знаю, найдутся ключи

И откроются двери

для того, кто умел верить…

И над темными водами мрака

взойдет голубая звезда

для того, кто умел ждать…

Элан не проронил ни единой слезы, пока собственные губы едва заметно следовали за голосом гитары. Солнце действительно встанет… Надо только чуть-чуть подождать…

Обреченно скользит одинокая лодка

сквозь холодные воды бесконечной печали.

Только небу известно все о нашем сиротстве,

и о боли, что связана клятвой молчания.

Где-то есть острова утешения

и спасительный берег

для того, кто умел верить…

Там рождаются новые звезды

И в горах расцветает миндаль

Для того, кто умел ждать…

Будто по волшебству поезд замер у пирона одновременно с замиранием последних аккордов. Вот они и дома. Не все, правда…

У прибывшего пассажирского поезда царило оживление: под лучами поднимающейся, но по-зимнему холодной Авроры, эволэки и наставники выходили из вагонов, с удовольствием разминая уставшие от многочасовых сидений конечности, выгружали нехитрые поклажи. Сирины так и вовсе поднялись в воздух, не желая больше проводить ни минуты внутри стальных коробок — эти доберутся до ИБиСа сами, только Лесавесима не спешила давать волю сильным крыльям.

Серая молния шагала рядом с отцом, который как-то незаметно для всех удалялся прочь от вокзала, прямиком через рельсы к недалёким лесам. Хельгу, заметившую этот странный поступок, и рванувшую было следом, остановила рука Мирры:

— Оль, оставь эту затею.

Женщина-киборг уже поняла, куда направляется её бывший подопечный, и запротестовала:

— Сейчас зима, а он уйдёт в леса без снаряжения?!

Но староста только крепче вцепилась в рукав её куртки:

— Он лис-оборотень, что с ним случится?!

В её голосе было столько иронии и тепла одновременно (не может, хоть тресни, Оля бросить роль заботливой няньки!), что куратор засмущалась, а повелительница вод бесхитростно добавила:

— Ему просто надо о многом подумать. Он вернётся, хоть через месяц, хоть через полгода, но вернётся. Отпусти его…

Хельга всё равно с тревогой кинула взгляд к опушке хвойного леса, где под холодными струями набирающего силу ветра гнулись стройные сосны. Элан и Лесавесима крепко обнялись, и кицунэ, взмахнув пепельным хвостом, стрелой умчался навстречу снегам настоящей зимы, что, наконец, сковала стужей Северный континент.

* * *