Сталин, прочитав донесение, сказал Поскребышеву, чтобы освобожденным близким Э. Тельмана были созданы соответствующие условия и оказана необходимая помощь. Может быть, что-то у «вождя» запоздало шевельнулось… А впрочем, сколько таких дел возникало в конце войны! Вот Серов, один из заместителей Берии, сообщает, что на участке фронта, где действовала 1-я Польская пехотная дивизия, освобожден из немецкого концлагеря в Ораниенбурге бывший премьер-министр Испанской Республики Франсиско Ларго Кабальеро; он в крайне истощенном состоянии, просит сообщить семье, что жив… Или еще, сообщение Круглова, что румынский король Михай оказал содействие в побеге из плена своему родственнику майору Гогенцоллерну и сыну немецкого промышленника Круппа – обер-лейтенанту фон Болен унд Гольбах… Разве он может уследить или среагировать на весь этот калейдоскоп имен, фамилий бывших и настоящих, сановных и простых?! Пусть занимаются этими делами Берия и Молотов. От него зависело нечто более важное:
С овального балкона особняка он видел, что везде – на берегу озера, у входа в небольшой парк его резиденции, на тихой улочке, откуда выселили жителей, – стояли часовые. Он считал, что война окончательно сделала его военным. До конца своих дней он не расстанется с маршальским мундиром. Кстати, А.В. Хрулев с членами Политбюро привел ему однажды трех молодцов в форме, наполовину состоявшей из золотых галунов, золотых лампасов, золотого шитья везде, где можно было только придумать…
– Что это? – непонимающе посмотрел на вошедших Сталин.
– Это три варианта предлагаемой формы Генералиссимуса Советского Союза, – ответил Хрулев, начальник Главного управления тыла Красной Армии.
Сталин еще раз зло посмотрел на золоченую бутафорию и с бранью выгнал из кабинета всю компанию. На кого он будет похож в этой форме? На швейцара из дорогого ресторана или клоуна? Недоумки! Правда, Сталин не забыл, что его указание о подготовке эскиза ордена «Победа» Хрулев исполнил быстро. В первом варианте, который Верховный рассмотрел 25 октября 1943 года, в центре ордена были силуэты Ленина и Сталина. Верховному не понравилось избитое в тысячах вариантов изображение двух вождей, где его, Сталина, профиль можно узнать лишь по характерному кавказскому носу и усам… Готовящийся к триумфу будущий генералиссимус предложил в центре ордена разместить кремлевскую стену со Спасской башней, дать голубой фон. Орден сделать из платины. Бриллиантов – не жалеть. Сталин еще до учреждения высшего полководческого ордена решил, что его удостоятся лишь единицы. 5 ноября Сталин утвердил эскиз ордена, а 8-го был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о его учреждении. Сталин вздохнул: «Даже орден без меня изготовить не могли…»
Вернувшись из прошлого, далекого и близкого, Сталин вновь обратился к заботам сегодняшним. Слушая переводы речей своих партнеров по переговорам, он по привычке что-нибудь чертил, рисовал на листе бумаги. Обычно перед ним лежало несколько цветных карандашей, ручка. Иногда он десятки раз механически писал какое-либо слово, сосредоточиваясь между тем на его скрытом и подлинном смысле: «репарации», «контрибуция», «части, доли репарации»… Иногда же, как это заметил барон Бивербрук во время переговоров в Москве в начале войны, Сталин рисовал «бесчисленное множество волков на бумаге и раскрашивал фон красным карандашом». Пока переводчик заканчивал перевод, он добавлял к стае еще волка, растворявшегося в кровавых сумерках жестокого времени…
Сталин понимал, что разгром фашизма превращает СССР в сверхдержаву, а его, вождя этого государства, – в одного из самых великих (но он в душе, наверное, думал – самого великого) лидеров современности. Его западные партнеры – временщики, дети «демократии». Рузвельт был крупный политик, но и он, закончив свой срок, ушел бы из Белого дома, если бы остался жив. Вот Черчилль приехал на конференцию в полной уверенности, что его партия победит на выборах. Вспомнил, как во время встречи с Трумэном 17 июля тот, отвечая на вопрос Сталина – виделся ли президент с Черчиллем, сказал:
– Да, виделся вчера утром. Черчилль уверен в своей победе на выборах.
– Английский народ не может забыть победителя, – согласился Сталин.