Сталин

Сталина же, наоборот, Победа убедила в незыблемости всех созданных государственных и общественных институтов, глубокой жизнеспособности системы, верности внутри– и внешнеполитического курса. Он дал вскоре понять, что во внутреннем плане в стране все останется без изменений. Нужно работать, восстанавливать разрушенное народное хозяйство на основе тех указаний, которые даст он, Сталин. В «Обращении ЦК ВКП(б) ко всем избирателям в связи с выборами в Верховный Совет СССР», которые состоялись 10 февраля 1946 года, не было сказано ни слова о демократии, народовластии, участии простых людей труда в управлении государством. Все те же привычные слова о «блоке коммунистов и беспартийных», о том, что «советские люди могли на многолетнем опыте убедиться в правильности политики партии, отвечающей коренным интересам народа», что «не должно быть ни одного избирателя, который не использует своего почетного права»… Последнее выражение звучит уже как предупреждение. Уж это-то советские люди знали!

«Обращение» одобрил, как всегда, сам Сталин. Шестеренки созданной Сталиным бюрократической системы неумолимо вращались с заданной «вождем» скоростью… Вновь, как с конвейера, пошли одно за другим партийные постановления: об изучении «Краткого курса» истории партии; о слабой работе газет «Молот» (Ростов-на-Дону), «Волжская коммуна» (Куйбышев), «Курская правда»; о прекращении «разбазаривания колхозных земель» (запрещение создавать подсобные хозяйства и индивидуальные огороды рабочих и служащих); о слабой работе ОГИЗа (Объединения государственных издательств); об обеспечении сохранности государственного хлеба и т. д. и т. п.

На многих документах виза Сталина. Он, как и прежде, безгранично верил в магическую силу указаниий, директив, распоряжений

. Если до войны сталинская командно-бюрократическая система еще только подгонялась, отлаживалась, то после Победы стала не только быстро восстанавливаться, но и набирать силу. Фактически курс, взятый Сталиным после войны, – это курс на тотальную бюрократию

. Многие ведомства стали носить погоны (железнодорожники – в числе первых). Создавались все новые организации, едва ли не главной задачей которых был «контроль за исполнением указаний и решений». Чтобы намертво закрепить колхозника на селе, его лишили паспорта. Ссылки и высылки продолжались до конца 40-х годов, и ведомство Берии не оставалось без работы.

Всех обществоведов окончательно превратили в бездумных комментаторов «великих» догм. В обиход вновь вошли утомительные и отупляющие ритуалы славословия «вождя». По-прежнему крайне опасной была откровенность даже с близкими людьми. Интеллектуальные надсмотрщики «от культуры» под руководством Жданова убивали свободу мысли. Усилившийся бюрократизм вновь стал быстро взращивать самый опасный для общества плод: безразличие и равнодушие труженика, готовность только к исполнению; усиливалась нравственная деградация многих людей, выражающаяся в дуализме личности (одно – на словах, другое – на деле). Партия все больше становилась тенью государства. Или наоборот: государство становилось тенью партии. Никто не мог иметь своего мнения, отличного от официального. Слова Пушкина, сказанные так давно, вновь как будто стали актуальны: «…отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, справедливости, праву и истине… Это циничное презрение к мысли и к достоинству человека». Уравнительный социализм, вопреки лозунгам, стал рождать, хотя это и выглядело парадоксально, бюрократическую элиту.