Сталин. По ту сторону добра и зла

Полномочия федерального, всесоюзного правительства и полномочия правительств союзных республик так и остались не разграниченными, и именно этот вопрос больше всего волновал Ленина. Что же касается плана федерализации, то и он далеко не везде встречал безоговорочную поддержку как не обеспечивающий подлинного суверенитета. Ленин прекрасно понимал, что в случае войны недовольные насильственной политикой Москвы национальные меньшинства могут встать на сторону врага, а в мирное время от них можно было ожидать саботажа, мятежей, чрезмерной медлительности и прочих неприятностей.

Если же откинуть всю лирику, то весь спор шел отнюдь не о какой-то там независимости, а только вокруг того самого самоуправления, которое надлежало представить национальным республикам.

Да и как могло быть иначе в стране, один из лидеров которой Г. Зиновьев еще в 1919 году сформулировал принципы национальной политики партии куда как ясно: «Мы не можем обойтись без азербайджанской нефти, без туркестанского хлопка. Мы берем эти продукты, которые нам необходимы, но не так, как брали старые эксплуататоры, а как старшие братья, несущие факел независимости».

Да что там говорить, лучше не скажешь! Мы будем обирать вас не как прежние хозяева, а как старшие братья! И при этом говорить о вашей же свободе от нас! Ни о какой независимости в форме отделения не могло быть и речи, и по большому счету для Ленина вопрос заключался только в том, сколько этой самой обещанной им «независимости» можно было дать республикам для удовлетворения национального самолюбия без особого ущерба для Кремля.

Полностью отрицая независимость в форме отделения, Ленин в то же время понимал, что у Сталина не хватит тонкости, чтобы наладить деликатную связь между окраинами и центром. Так, чтобы если их и обидеть, то не очень. Грубый Сталин мог наломать немало дров и довести до настоящей беды. Впрочем, он уже начал ломать их в «грузинском деле», которое во многом и стало моментом истины в отношении вождя к генсеку.

Ленин решил выступить на волновавшую его все последние месяцы тему и продиктовал «К вопросу о национальностях или об «автономизации». И именно эта статья стала первой в ряду последних творений Ленина, названных его Завещанием. Судя по тому, что было написано в статье, именно Сталина Ленин считал организатором расправы над грузинской компартией и откровенно говорил о «нашествии того... великоросса-шовиниста, в сущности подлеца и насильника, каким является типичный русский бюрократ».

Нет, он никого не назвал по имени, но умевшим читать между строк было не так уж трудно догадаться, кто же этот самый типичный русский бюрократ, с которым Ленин собирался сражаться не на жизнь, а на смерть. Доказав, что идея автономизации была в корне неверной и поспешной, он писал: «Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторская увлеченность Сталина, а также его озлобление против пресловутого «социал-национализма».

Досталось и Дзержинскому с его «истинно русскими настроениями», и Орджоникидзе, которого он требовал примерно наказать, с его «русским рукоприкладством». Что же касается Сталина, то он вместе с «железным Феликсом» должен был понести политическую ответственность за свою великорусско-националистическую кампанию. А вот в чем именно должна была выразиться эта самая «политическая ответственность», Ленин не указал.

4 января вождь сделал известное добавление к своему знаменитому «Письму к съезду», которое начал диктовать в двадцатых числах декабря. «Сталин слишком груб, — писал Ленин, — и этот недостаток, вполне терпимый в среде и общении между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех отношениях отличается от т. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю... это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».

Принято считать, что «Письмо к съезду» Ленин писал, руководствуясь благими намерениями сохранить единство партии, которому угрожал раскол. Потому и писал еще 23 декабря: «Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью.

С другой стороны, т. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела.