Сталин. По ту сторону добра и зла

Обрадованный созданием «объединенной оппозиции», Каменев едва ли не со слезами на глазах воскликнул, обращаясь к Троцкому: «Как только вы появитесь на трибуне рука об руку с Зиновьевым, партия скажет: «Вот Центральный Комитет! Вот правительство!» И тот самый Троцкий, который совсем еще недавно с необыкновенной патетикой заявлял, как ему «невыносима сама мысль о борьбе за власть», на этот раз был категоричен. «Нужно готовиться к борьбе всерьез и надолго», — заявил он.

И они готовились. Сторонники оппозиции устраивали тайные сборища, создавали подпольные группы и распространяли нелегальную литературу. В конце концов, дело дошло до того, что в июне было проведено секретное совещание. Его организатор работник Коминтерна Беленький позаботился о патрулях и паролях, словно дело происходило в царской России. Конечно, Зиновьев был в курсе всего происходящего под Москвой, а кандидат в члены ЦК и заместитель председателя РВС Лашевич призвал «лесных братьев» к прямой борьбе с партийным руководством.

Троцкий заметно воспрянул духом. Несмотря на предупреждение хорошо знавшего всех партийных лидеров С. Мрачковского: «Сталин обманет, а Зиновьев убежит...» Но, увы! Лев Давидович не внял товарищу и вместе с Зиновьевым и Каменевым начал борьбу против Сталина. Не понял он и своей обреченности. Да и о какой победе могла идти речь, если против них работала вся мощь Секретариата ЦК. Сталин, повсюду имевший свои уши, в корне пресекал любые попытки оппозиции наладить рассылку своих материалов на места.

Секретарь Краснопресненского райкома партии М. Рютин узнал о маевке в лесу и сразу же сообщил о ней Сталину. Тот все истолковал как надо: оппозиционеры создали подпольную организацию внутри партии. А затем начал вдумчивую и кропотливую работу по превращению своих главных теперь уже, наверное, врагов в политических отщепенцев. Соответствующим образом были настроены партийцы на местах. Сторонников Каменева, Зиновьева и Троцкого перемещали с места на место, снова появились компроматы об их «недостойном» прошлом.

Все это делалось с большим знанием дела, куда большим, нежели то, какое Сталин и его окружение проявляли в управлении страной. И в то время, когда страна буквально задыхалась от экономических проблем, руководившие ею люди соревновались не в знаниях и поисках выхода их тупика, а в том, кто окажется хитрее в подковерной борьбе. Сталин умело настраивал аппарат, а новый триумвират то и дело втягивал членов ЦК в споры, затевал никому ненужные дискуссии, срывал важные заседания и постоянно конфликтовал.

Окончательное оформление объединенной оппозиции произошло перед июльским пленумом ЦК 1926 года, когда в Центральный Комитет был направлен программный документ оппозиции, более известный как «Заявление 13-ти», которое подписали такие видные партийцы, как Троцкий, Каменев, Зиновьев, Муратов, Крупская, Пятаков, Лашевич и другие. Подчеркнув необходимость борьбы за демократию и перечислив острые проблемы, авторы письма затянули уже однажды спетую в послании «сорока шести и одного» песню.

А все дело заключалось в том, что за это время Каменев и Зиновьев доказали наконец Троцкому, что главную опасность для него представляют не они, а казавшийся серым Сталин. Поэтому главным лейтмотивом письма и стала идея о том, что всеми своими сложностями страна была обязана не столько трудностям переходного периода и послевоенной разрухе, а полнейшему неумению ее руководства правильно оценить направление политической и экономической работы.

В ход снова пошло ленинское «Письмо к съезду», и авторы «Заявления 13-ти» писали: «Вместе с Лениным, который ясно и точно формулировал свою мысль в документе, известном под именем «Завещание», мы на основании опыта последних лет глубочайшим образом убеждены в том, что организационная политика Сталина и его группы грозит дальнейшим дроблением основных кадров, как и дальнейшими сдвигами с классовой линии».

Что ж, ошибались все, и Сталин был далеко не подарок. Но страшно себе представить, что сделали бы со страной фанатики мировой революции Зиновьев и Троцкий вместе с записным бездельником Каменевым. Никакой мировой революции, конечно же, не было бы. А был бы новый бунт доведенного до отчаяния всеобщей милитаризацией населения.

Не задумавшись о последствиях, Лев Давидович бросил бы Красную Армию на штурм капиталистических твердынь в Европу, где ее очень быстро бы расколотили (как в Польше). Затем последовал бы не менее бесславный поход в Индию и... очередная эмиграция Троцкого, в которой он продолжил бы разработку своих бредовых планов мировой революции.