Сталин. По ту сторону добра и зла

Это было жестоко, но так было всегда. Точно так же обращали на Руси в христианство язычников, для чего насильно загоняли в Днепр. Ну а того, кто не хотел креститься водой, как это было в Новгороде, крестили мечом и огнем. А вот почему этот людоедский документ подписал призванный защищать крестьянские души Калинин — вопрос.

Ну да Бог с ним, Калининым! Нас куда больше интересует, как относился к разгрому русской святыни бывший семинарист Сосо Джугашвили, который с его знанием богословии не мог не понимать, что значит религия в истории и жизни любого народа. Как это ни печально, но если Сосо ненавидел церковь, то Сталин уже стал ее гонителем. Ведь именно она, по его мнению, являлась главным препятствием на селе в проведении коллективизации.

Священников избивали по малейшему поводу, были арестованы и сосланы многие видные деятели Церкви во главе с одним из самых выдающихся религиозных мыслителей России Павлом Флоренским, который погиб на Соловецких островах уже в годы Отечественной войны. Очень скоро антирелигиозная пропаганда переросла в самый настоящий церковный террор. И теперь на повестке дня стояла не борьба с «религиозными предрассудками», а уничтожение самой Православной Церкви.

Своего апогея антицерковный террор достиг весной 1930 года, дело дошло до того, что Папа Римский Пий XI призвал всех верующих к всеобщему молебну за гонимых в России христиан. Кампания приняла широкие масштабы, во многих странах Европы слышались призывы порвать дипломатические отношения с СССР. Да и что удивительного, если комсомольцы распевали песню, в которой были такие слова: «Мы раздуем пожар мировой, тюрьмы и церкви сравняем с землей».

Церкви действительно сравнивали с землей, а вот что касается тюрем, то их, наоборот, возводили. В своем безмозглом рвении воинствующие атеисты посягнули и на кремлевские церкви, против чего решительно выступили Луначарский и Енукидзе. Дело дошло до Политбюро, где с подачи Сталина и было принято постановление «считать письмо Луначарского неправильным по существу и непартийным по форме».

Тем не менее под таким нажимом Сталин был вынужден приостановить и антицерковный террор (величайшую русскую святыню — храм Христа Спасителя — все же взорвали). Однако никто и не подумал возвращать Церкви отнятые у нее сокровища, восстанавливать разрушенные храмы и возвращать священников из тюрем и лагерей.

Всего за два года были закрыты практически все монастыри, а их жители сосланы в Сибирь. К концу 1930 года более 80% всех русских церквей были закрыты, а значительная часть духовенства числилась среди «раскулаченных». О Церкви Сталин вспомнит лишь тогда, когда она ему понадобится. И чего стоят только его «братья и сестры» в его первом военном обращении к народу. Оставит он ее в относительном покое и после войны, когда она будет ему нужна для работы за границей.

И ни в евреях здесь дело, а в том, что построенное на идеологии государство никогда не допустит существования в стране другого Бога. Если это даже сам Иисус Христос...

* * *

Беспримерное по масштабам и невиданное по жестокости наступление на вековые крестьянские ценности продолжалось. По указанию Сталина были созданы новый Всесоюзный комиссариат сельского хозяйства и новая Комиссия по коллективизации, однако разработанные ими планы не понравились Сталину. И он потребовал ускорить коллективизацию зерновых районов на Украине, Северном Кавказе и в Среднем Поволжье.

Вконец сбитые с толку царившей в «верхах» неразберихой партийные и советские работники были вынуждены вступить в совершенно бессмысленное и дикое соревнование, кто быстрее завершит коллективизацию в своем районе. Ну а чтобы победить в этом соревновании, был брошен весьма подходящий моменту лозунг: «Кто не вступает в колхоз — враг советской власти!»

Так, в общем-то экономическое строительство превратилось в многомасштабную партийно-военную операцию. Положение осложнялось еще и тем, что четких инструкций по проведению этой самой коллективизации не было.

Правительство дало распоряжение провести сплошную коллективизацию, но какую именно форму коллективного хозяйства надлежало создавать, никто так толком и не знал. Никто даже не объяснил, надо ли создавать колхоз на основе прежней общины или искать новые формы организации этих самых колхозов. Но... привыкших к штурмам «перекопов» большевистских лидеров подобные мелочи не интересовали.

Главное — заставить крестьян принять единственно возможный для них вариант далеко не светлого будущего. Впрочем, и здесь чувствовалась рука старого подпольщика, и в отсутствии четких указаний из Центра была своя логика. Делайте все, что угодно, но уничтожьте кулаков и создайте колхозы! А там... посмотрим... Не связывая себя точными указаниями, Сталин оставлял за собой свободу маневра и возможность в случае необходимости свалить всю вину на местные власти. Что, в конце концов, он и сделал.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ