«Избиратели, народ должны требовать от своих депутатов, чтобы они оставались на высоте своих задач, чтобы они в своей работе не опускались до уровня политических обывателей…, чтобы они были также мудры и осторожны при решении сложных вопросов, где нужна всесторонняя ориентация и всесторонний учет всех плюсов и минусов».
Вследствие Октябрьского переворота материальные и духовные уклады всех слоев населения российского претерпели колоссальной силы встряску. Многие традиционные ценности революционные экстремисты разных мастей и оттенков отвергали начисто, буквально перевернув обыденную жизнь в стране вверх дном. Помимо прочих лозунгов провозглашаются и претворяются, к счастью, не в полном объеме и не все, культурная и сексуальная революции, раскрепощение женщин, упразднение института патриархальной семьи и прочая и прочая.
Атмосферу всеобщего хаоса усугубляло своеобразное понимание свободы большинством россиян. Как отметил в 1917 году британский дипломат Джордж Бьюкенен: «По представлению русских, свобода состоит в том, чтобы легко относиться к вещам, требовать двойной заработной платы, демонстрировать на улицах и проводить время в болтовне и голосовании резолюций на публичных митингах». Под определением «русских», Бьюкенен, надо полагать, имел в виду все нации, жизненный уклад коих отличался от западных меньшей упорядоченностью.
Большевики, придерживаясь преимущественно своей идеологической платформы, целенаправленно приступили к реализации разнообразнейших форм культурно-массового просвещения рабочих и крестьян всех возрастов, а также части интеллигенции.
Ожесточенная гражданская междоусобица неминуемо раскалывает и без того разнополюсные ряды деятелей культуры, просвещения и науки. Происходит их массовый уход за границу. После окончания войны часть эмигрантов возвращается на родину.
В двадцатые годы борьба различных направлений во всех сферах культуры (от реалистических до авангардистских) неизбежно приобретает ярко выраженную классовую подоплеку. Писательская среда, к примеру, с достаточной степени условности подразделялась на беспартийных и большевиков, «неистовых ревнителей» — преимущественно рапповцев, так называемых «попутчиков» и литераторов, якобы полностью чуждых новой власти. Едва ли не каждое из течений претендует на первенство, полагая самое себя наипрогрессивнейшей и наиперспективнейшей.
Особое место среди организаций подобного толка занимала Российская Ассоциация Пролетарских Писателей (РАПП), притязавшая на безраздельное идеологическое господство и политический контроль в литературе. Ее представители — рапповцы, мнили себя адептами марксисткой якобы безукоризненности и ревнителями «непорочно девственной пролетарской чистоты».
«Свои позиции они утверждали с яростной непримиримостью, в которой воинствующий догматизм переплетался с ловким прагматизмом и беспринципностью». Руководители РАППа, определенный период времени, самочинно практически присвоили своей организации функции ячейки ЦК партии в литературе и постоянно афишировали близостью к высшим должностным лицам государства.
Вожди РАППа как новые, так и старые, еще до официального ее учреждения заметно тяготели к Троцкому и другим партийным оппозиционерам, пока они были в фаворе. Иные из них, предусмотрительно публично как будто порвавшие с троцкизмом остаются, покамест, на плаву.
В 1926 году, в Ассоциации утверждается совершенно молодой (23 лет от роду) честолюбец Авербах Л.Л. — близкий родственник Свердлова, Ягоды и зять Бонч-Бруевича. В сотрудничестве со своим погодком Киршоном В.М. и прочими, сменившими окрас экстремистами, он буквально терроризирует литераторов. Вследствие этого неудивительно, что при получении вестей об их низвержении спустя несколько лет «во многих писательских домах пили шампанское».
Евгений Громов в исследовании «Сталин: искусство и власть», полагает, что «в двадцатые годы Сталин не занимается еще проблемами литературы и искусства с той интенсивностью, с какой он будет ими заниматься впоследствии». Автор чрезмерно тенденциозного труда заявляет также, «что вопросами политики в области искусства и литературы Сталин занимался порою не меньше, чем важнейшими военными или экономическими проблемами. И занимался он этими делами не время от времени, а постоянно, систематически».
Подобного рода силлогизмы, несомненно, нуждаются в корректировке. Сталин, как истый политик, постоянно был в курсе всех художественных веяний и направлений. Но по мере укрепления лидерского авторитета кавказца и, следовательно, режима личной власти его мнение, естественно, становится все более весомым.