Сталинград

Советские контратаки были практически сразу остановлены мощным огнем немецкой артиллерии. Бойцам пришлось снова отойти в укрытия. В 5 часов утра 12 ноября немцы начали массированный артиллерийский обстрел. Ураганный огонь продолжался в течение полутора часов.[529] Затем в атаку большими силами пошла пехота. Немецким частям удалось вклиниться между двумя русскими стрелковыми полками. В 9:50 вермахт ввел в бой свежие силы, часть которых нацелилась на нефтехранилища на берегу Волги. Русские сумели отразить все атаки и подбили три немецких танка. Сражение было яростным, потери – огромными. В одном батальоне осталось всего 15 человек… Неимоверными усилиями красноармейцам удавалось удерживать линию обороны в 70 метрах от берега до тех пор, пока к ним не подоспели подкрепления.

Из отряда морской пехоты, охранявшего командный пункт полка, в живых остался лишь один человек. У него была раздроблена правая рука, и стрелять он больше не мог. Матрос спустился в блиндаж, сложил в бескозырку гранаты и стал бросать их левой рукой. Солдаты другого полка продолжали сражаться до тех пор, пока во взводе их не осталось всего четверо. Боеприпасы у них закончились. Они отправили одного раненого в тыл с донесением: «Перед нами крупные силы противника. Открывайте огонь по нашей позиции. Прощайте, товарищи, мы не отступили!»[530]

Ледостав на Волге делал снабжение 62-й армии всем необходимым труднее и труднее. У берегов, где река уже замерзла, лед приходилось разбивать. 14 ноября пароход «Спартаковец» перевез 400 солдат и 40 тонн грузов на правый берег в район завода «Красный Октябрь» и забрал 350 раненых. Все это происходило под шквальным огнем противника, и, конечно, таких удачных рейсов было немного. Команды спасателей дежурили целыми ночами напролет. Если суда застревали во льду, бойцы тут же бросались им на помощь, ведь неподвижные мишени становились легкой добычей для артиллерии и авиации противника. «Если они не могут довести дело до конца сейчас, когда Волга замерзает и русские в Сталинграде страдают от нехватки всего, им нечего надеяться на успех, – язвительно заметил в своем дневнике Рихтгофен. – Кроме того, дни становятся все короче и погода ухудшается».[531]

Паулюс находился в страшном напряжении. Врач предупредил, что, если он не будет хоть немного отдыхать, возможен нервный срыв. «Гитлер был одержим мыслью взять наконец Сталинград, и, чтобы к концу ноября подавить последние очаги сопротивления в городе, Паулюс даже приказал пополнять пехотные части танкистами»,[532]

– свидетельствует один из офицеров штаба 6-й армии. Командиры танковых соединений были потрясены этим нелепым распоряжением, но им не удалось уговорить Паулюса отменить свой приказ. В конце концов они постарались собрать пополнение для пехоты из запасных механиков-водителей, связистов, санитаров и поваров – всех, кого угодно, кроме опытных танкистов, чтобы сохранить боеспособность своих дивизий. Тем не менее через считаные дни последствия тяжелых потерь в танковых частях сказались на немецкой армии самым катастрофическим образом.

Генерал фон Зейдлиц был крайне встревожен. По оценкам штаба 6-й армии, к середине ноября 42 процента ее батальонов практически были небоеспособны.[533] Во многих ротах пехоты осталось меньше 50 человек, и их приходилось объединять. Наряду с этим Зейдлица беспокоило положение дел в 14-й и 24-й танковых дивизиях – их нужно было переоснастить и подготовить к неминуемым потерям в ходе зимних сражений. По мнению Зейдлица, боевые действия чересчур затянулись. Еще в начале октября Гитлер в Растенбурге посетовал, что немецким войскам придется готовиться ко «всем невзгодам русской зимы».[534]

Правда, перед этим войска под Сталинградом были сознательно исключены из приказов готовить зимнюю оборону… Кстати, в это же время в своей мюнхенской речи фюрер хвастливо заявил, что время не имеет значения.

Германская армия понесла очень большие потери среди офицеров и младшего командного состава. И опытных солдат в строю оставалось все меньше. «Это были уже не те немцы, с которыми мы воевали в августе, – вспоминал один советский ветеран. – Да и мы тоже стали другими».[535] Солдаты на передовой, причем и красноармейцы, и немецкие военнослужащие, говорили, что первыми всегда погибают самые лучшие, самые храбрые.

Офицеры штаба 6-й армии с тоской думали о следующей весне. Простые арифметические расчеты показывали, что Германия не сможет долго нести подобные потери. Все мысли о героическом приключении на востоке были давно забыты. Дурные предчувствия усиливались. Символом возмездия стала новая традиция Красной армии, родившаяся в Сталинграде: салютуя в честь погибшего боевого командира, направлять стволы винтовок и автоматов не в небо, а в сторону немцев.[536]

Глава 14

«Всё для фронта!»