Сталинград

План операции «Уран», широкомасштабного советского контрнаступления против 6-й армии, разрабатывался долго и тщательно. В это трудно поверить, если вспомнить импульсивные решения Сталина, принятые предыдущей зимой, – те самые, которые чуть было не стали роковыми. Видимо, на этот раз желание взять реванш помогло советскому вождю держать себя в руках.

Первоначальный замысел возник еще в субботу 12 сентября, в тот день, когда Паулюс встретился с Гитлером в Виннице, а Жукова вызвали в Кремль после неудачного контрнаступления на северный фланг 6-й армии. В кабинете Сталина был и начальник Генерального штаба Василевский. Жуков объяснял причины провала, стоя под недавно повешенными на стене портретами Суворова и Кутузова, с которыми его уже начинали сравнивать. Основной упор генерал сделал на том, что в бой были брошены три недоукомплектованные армии, которым не хватило поддержки артиллерии и танков.

Советский вождь спросил, что необходимо для успеха. Жуков ответил, что нужно подготовить еще одну общевойсковую армию, танковый корпус, три танковые бригады и не менее 400 гаубиц – орудий, предназначенных преимущественно для навесной стрельбы с закрытых огневых позиций. Кроме того, дополнительно нужна как минимум одна воздушная армия.[537] Василевский полностью с ним согласился. Сталин, ничего не ответив, взял карту с обозначением резервов ставки и углубился в нее. Жуков и Василевский отошли в угол кабинета и стали вполголоса обсуждать проблему. В конце концов они сошлись в том, что нужно предложить иное решение.

Однако оказалось, что Сталин не полностью сосредоточился на изучении карты – он слушал, о чем говорят его военачальники. «Какое “иное” решение вы можете предложить?» – спросил он генералов. Жуков и Василевский были застигнуты врасплох. «Вот что, поезжайте в Генштаб, – сказал им Верховный главнокомандующий, – и хорошенько подумайте, что нам нужно предпринять в районе Сталинграда».[538]

На следующий день вечером оба генерала снова стояли в кабинете Сталина. Он встретил их крепким рукопожатием.

«Ну, что надумали? – спросил Сталин. – Кто будет докладывать?» – «Кому прикажете, – ответил Василевский. – Мнение у нас одно».[539]

Военачальники провели ту субботу в Генштабе, изучая возможности формирования в течение двух следующих месяцев новых армий и бронетанковых корпусов. Чем больше Жуков и Василевский смотрели на выгнувшиеся далеко вперед полумесяцем немецкие позиции с двумя уязвимыми флангами, тем сильнее крепло их убеждение в том, что единственным решением, заслуживающим рассмотрения, должно быть такое, которое «резко изменило бы стратегическую обстановку на юге страны в нашу пользу».[540] В Сталинграде, заявил Жуков, нужно вести оборонительные бои, изматывающие противника, используя для этого минимальные возможности. Тратить силы на контратаки, по его мнению, бессмысленно. Главное – не дать немцам закрепиться на правом берегу Волги. Внимание вермахта будет полностью сосредоточено на том, чтобы полностью овладеть городом, а ставка тем временем незаметно для разведки противника соберет в тылу свежие соединения. Эти соединения нанесут фланговые удары, что создаст предпосылки для окружения 6-й армии.

Сначала советский вождь принял это предложение без особого воодушевления. Он опасался, что, если немедленно не принять решительные меры, Сталинград будет потерян. Потом Верховный главнокомандующий предложил компромисс – атаковать не на флангах, а ближе к городу. Жуков ответил, что в этом случае немцы смогут быстро перебросить свои основные силы на это направление и отразить наступление. В конце концов советский вождь осознал преимущества плана, который предложили ему генералы.

Большую роль сыграло и то, что Сталин, в отличие от Гитлера, не был одержим идеологическими вопросами. После катастрофы 1941 года он полностью переосмыслил и тактику, и стратегию Красной армии. Военная наука 20-х и 30-х годов себя изжила – представления о ведении войны устарели. Он понял не только, как эффективны для уничтожения врага «глубокие операции»[541] – рейды механизированных ударных армий, еще недавно считавшиеся в РККА ересью, но и многое другое. Вечером 13 сентября Сталин полностью одобрил план Жукова и Василевского и настоял на строжайшей секретности. Генералам «в категорической форме было предложено никому ничего не говорить».[542] Операция получила кодовое название «Уран».