Сталинград

Не дождавшись «наркомовских» 100 граммов, кое-кто из солдат попробовал заменить их разными суррогатами. Последствия, как всегда в таких случаях, оказались печальными. 8 ноября 28 бойцов 248-й стрелковой дивизии умерли на марше прямо в степи. Медицинских работников поблизости не нашлось, поэтому никакой помощи им не оказали. В чем, собственно, дело, никто не признался. Офицеры постарались представить все так, будто солдаты умерли от переохлаждения и потери сил, однако у следователей особого отдела НКВД возникли подозрения. Было произведено вскрытие 24 тел. Оно показало, что причиной смерти красноармейцев стало употребление в чрезмерных дозах «противохимической жидкости».[518] Солдаты выпили раствор препарата, который нужно принимать при газовой атаке, причем в маленьких дозах. По-видимому, эта ядовитая жидкость содержала спирт. Одного из выживших бойцов допросили в госпитале. Он признался, что кто-то сказал, будто это что-то вроде вина. Сотрудники НКВД классифицировали дело как акт саботажа, хотя были другие варианты – преднамеренное хищение военного имущества или просто пьянство.

Гитлер 8 ноября выступал перед своими старыми боевыми товарищами – мюнхенскими нацистами. Его речь транслировали по радио, и в 6-й армии ее многие слышали. «Я хотел дойти до Волги, – объявил фюрер. – Если быть точным, я хотел оказаться в определенном месте, в определенном городе. Так случилось, что этот город носит имя Сталина. Но не думайте, будто я пришел туда только по этой причине! Это было сделано потому, что город занимает очень важное положение… Я хотел взять его, и вы знаете, что мы это практически сделали. Осталось лишь несколько небольших очагов сопротивления. Возможно, кто-то спросит: “Почему они тянут?” Потому, что я не хочу второго Вердена и предпочитаю решить эту задачу с помощью немногочисленных атакующих отрядов. Время не имеет значения. Корабли больше не поднимаются по Волге, и это самое главное, решающее обстоятельство!»[519]

Эта речь фюрера стала одним из величайших примеров самонадеянности и самообмана. Африканский корпус Роммеля уже отступал от Эль-Аламейна в Ливию, англо-американские войска только что высадились в Северной Африке – началась операция «Факел». Воспользовавшись случаем, Риббентроп предложил обратиться к Сталину через советское посольство в Стокгольме. «Гитлер отказался наотрез, – отметил Николаус фон Белов, личный адъютант фюрера от люфтваффе. – Он сказал, что минута слабости – неподходящее время для переговоров с врагом».[520] Обманывая себя, фюрер одновременно обманывал и окружающих. Он выбрал путь, который привел Германию к катастрофе. Военачальник проиграл политику-демагогу. Опасениям, которыми терзался Риббентроп, предчувствуя крах плана «Барбаросса», вскоре суждено было сбыться.

На следующий день в Сталинград пришла настоящая зима. Температура понизилась до минус 18 градусов. Волга – одна из самых больших русских рек – замерзала медленно, но судоходство по ней стало не только опасным, но и затруднительным. «Льдины сталкиваются, налезают друг на друга и ломаются, – писал в эти дни Гроссман. – Шипящий звук, издаваемый намерзшей ледяной кашей, слышен далеко от берега».[521]

Солдатам, находящимся в городе, этот звук не сулил ничего хорошего.

Генерал Чуйков, который с тревогой ждал наступления холодов, сказал, что теперь придется вести войну на два фронта: за спиной у них враждебная река, а впереди враг, который наступает на узкие плацдармы, оставшиеся у самого берега. Конечно, в штабе 6-й армии понимали, с какими проблемами столкнулись русские. Было решено снова сосредоточить огонь на переправах. Один из кораблей Волжской флотилии, перевозивший оружие и боеприпасы, получил несколько пробоин и сел на песчаную мель у берега. Другое судно смогло пересечь Волгу, но разгружать его пришлось под ураганным огнем. Матросы работали по пояс в ледяной воде, как французские pontonniers,[522] больше ста лет назад наводившие переправу через Березину.

Тупые широкие носы барж медленно крушили перед собой белый лед, но черные полосы воды за ними быстро затягивались ледяной коркой.[523] Суда трещали под давлением льдин, толстые стальные тросы лопались, не выдержав напряжения. Переправа через Волгу теперь стала напоминать полярную экспедицию.