Ползти пришлось долго, минут десять, по неровной земле с порой торчащими из нее камнями. Младший сержант уже успел порвать гимнастерку и, возможно, галифе, но все это были мелочи. Чем ближе он подбирался к махине бронированной «тройки», тем сильнее стучало сердце казака, гоняя по сильному телу кровь. Подступил было страх, что его вот-вот заметят и раскатают гусеницами прямо здесь же, перед окопами, но Матвей привычно прогнал его усилием воли.
Ему часто приходилось бояться в своей жизни, и так же часто он побеждал страх, воспитав в себе настоящее мужество. Сегодня его хватило для того, чтобы подобраться на пятнадцать метров к замершему танку, ведущему неравный бой с единственным сержантом-бронебойщиком. И вот в момент, когда лейтенант Вольф, которому уже не было суждено дослужиться до обер-лейтенанта, радовался своей победе, могучий казак забросил на корму танка тяжелую гранату РПГ-41. После броска хорошо подготовленный младший сержант сразу же упал на землю, переждал взрыв, а после закинул на покореженные жалюзи и бутылку с КС, в считаные мгновения воспламенившую заглохший двигатель.
Вставший танк – мертвый танк. Эта мудрость родилась не на пустом месте. А уж когда твоя машина еще и горит, то и оставаться в ней до последнего нет никакого смысла – по крайней мере, так думал Вольф, спешно покидающий «тройку» сквозь люк в командирской башенке.
Когда на корме полыхнул коктейль Молотова, матерый танкист-волчара вдруг отчетливо вспомнил, каково это – гореть в бронированной коробке панцера. Воспоминание ему не понравилось. Можно сказать даже, что лейтенант вдруг пережил паническую атаку, а может, он просто струхнул.
Хотя… Пожалуй, говорить «пережил» все же преждевременно. Ведь Вольф едва успел вылезти из башенки по пояс, как отстучал короткую очередь «дегтярев» Романа Кондратьева. Пули прошили грудь немца. Танкист получил точно такую же рану, как и убитый им пару минут назад бронебойщик. Вот только, в отличие от русского сержанта, последним, что увидел немецкий лейтенант, было неотвратимо приближающееся к его лицу пламя…
Глава 10
Нырнув в ячейку, я едва не споткнулся об лежащего на дне бойца, лоб и лицо которого были густо залиты кровью. Ругнувшись, с нарастающей паникой пошарил глазами в поисках бутылки с КС, но не нашел и, уже готовый выскочить наружу, в последний миг заметил темное стекло в боковой нише. Бросился к ней, одновременно выдергивая чеку из гранаты Пузырева – панцер уже совсем близко, буквально в десяти метрах! Одной РПГ его не остановить, а коктейль Молотова я не брал с собой специально: мог ведь разбиться, пока я маневрировал с пулеметом по ходу сообщения. И подпускать к себе «тройку» нельзя, раздавит ведь, тварь…
– Лови!!!
«Ворошиловский килограмм» полетел точно под правую гусеницу танка – граната с ручкой, да и дистанция для броска вполне посильная. В ответ ударила очередь курсового пулемета, прошедшая над головой. Привычно нырнул на дно ячейки, спасаясь от взрыва, и тут же начал лихорадочно ползти на четвереньках. При этом стараюсь не обращать внимания на еще горячее тело погибшего, через которое приходиться переваливаться. Самого аж передернуло от брезгливости и одновременного чувства вины. Прости, браток, но тебе уже все равно, а мне еще с фашистами бодаться…
После взрыва усиленной гранаты, надорвавшей гусеницу, «тройка» замерла – опытный мехвод быстро среагировал, спасая машину от окончательной потери траков. Но вставший танк – мертвый танк, и уже буквально через десяток-другой секунд движок панцера заревел, и машина начала разворачиваться на месте. Видимо, экипаж решил повернуть ее лбом к окопам и аккуратно съехать назад, метров на двадцать-тридцать, а уже там приступить к аварийному ремонту.
Ну уж нет, гаденыш, так просто ты не уйдешь! Взмыла вверх бутылка с КС, прочертила в воздухе короткую дугу и разбилась на бортовой броне, но часть огнесмеси расплескалась на корме, мгновенно и жарко вспыхнув. Однако экипаж продолжил маневр, все же развернув «тройку» лбом к траншее и начав движение вниз. Вот только надорванные звенья гусениц уже не выдержали этой нагрузки и лопнули, а съезжающий танк смял, сдавил их своей массой, одновременно довернувшись ко мне горящим боком.
Все, голубчики, вы в западне! Огнетушитель уже потратили, и даже если есть еще один, я достану танкиста, которому придется забираться на корму, чтобы потушить пламя. Командир у вас ранен, я же нахожусь в мертвой зоне для танковых пулеметов и пушки!
Веселюсь, будто и не идет бой в траншее, будто бы и не давит окопы в нескольких десятках метров от меня вторая «тройка». А мотопехотинцы фрицев и того ближе – вон уже слышны их голоса, совсем рядом слышны, приближаются, гады!