Сталинградская Богородица

Но германское верховное командование никаких «русских комитетов» создавать не позволило. Слухи о «своей» армии так и остались слухами. Единственным реальным шагом в данном направлении стало учреждение «школы пропагандистов» в Дабендорфе (под Берлином). Предполагалось готовить что-то вроде комиссаров для работы в частях «Остгруппен», среди пленных и «остарбайтеров». Эта акция тоже была экспериментом, курсантов набрали лишь 100 человек. Но начальником школы стал Штрик-Штрикфельдт, и под ее крышей обосновался центр «Русского освободительного движения» (РОД). Тут пристроились Власов и ряд других перебежчиков – Зыков, Жиленков, Малышкин, Трухин.

Когда прорабатывали символику РОД, германское начальство запретило двуглавого орла и бело-сине-красное знамя – сочло, что они связаны с «традициями российской державности». Поэтому для нарукавных нашивок и эмблем приняли символику морского, Андреевского флага. Ее немцы признали «нейтральной» и дозволили. А идеология РОД была крайне запутанной. Среди власовцев были коммунисты, но объявлявшие себя антисталинистами, как бывший секретарь райкома Жиленков. Главным идеологом и пропагандистом стал Зыков, он же Цезарь Вольпе, один из ближайших помощников Бухарина. Значительную роль сыграл НТС, внушая идеи «народно-трудового строя» и «третьего пути».

Однако стоит задаться вопросом – а был ли он возможен в условиях войны, «третий путь»? Ответ напрашивается однозначный и сугубо отрицательный. Даже при гипотетическом успехе «национальной революции» выиграли бы отнюдь не национальные силы, а чужеземные. Можно еще раз вспомнить, какие последствия вызвали в годы Первой мировой войны Февральская и Октябрьская революции. В годы Второй мировой внутренний взрыв грозил еще более страшными и необратимыми последствиями…

Что же касается мешанины и непоследовательности во власовском движении, то они были отнюдь не случайны. Ведь и сами антисоветские формирования оказывались совершенно неоднородными. В них собирались и бывшие белогвардейцы, и коммунистические оппозиционеры. Все это густо разбавлялось отребьем, которому было без разницы, кому служить, абы погулять и пограбить. Для многих пленных вступление в подобные формирования являлось лишь способом выжить, вырваться из лагерей. Такие записывались куда угодно. Приезжал вербовщик от казаков – объявляли себя казаками, от украинцев – «хохлами». Иногда вступали во вражеские войска в самообмане, что это способ при удобном случае вернуться к своим. Некоторые и впрямь перебегали. Другие задумывались – у своих-то придется отвечать. А здесь жив, сыт, одет. Участвовали в боях, в карательных акциях, после чего путь к своим был отрезан. Сделали первый шаг, а дальше плыли по течению, куда вынесет. Откололись от одного берега и не пристали к другому – потому что его не было…

И все-таки, невзирая на свой разношерстный состав, власовские и прочие антисоветские формирования представляли серьезную опасность. Снова, как в 1917 г., враги раскалывали советские народы, натравливали друг на друга. Отчасти это удалось. При отступлении немцев с Кавказа с ними потянулись многокилометровые обозы «союзных» чеченцев, калмыков, карачаевцев. Потянулись и обозы казаков-«шкуринцев», поверивших в «освобождение». Новые партии беженцев, «красновцев», добавились на Дону. Один из обозов, 15 тыс. человек, попал в окружение вместе с немецкими частями. Бывший белогвардейский сотник Доманов повел казаков в отчаянную атаку, прорвал фронт и помог выбраться немцам, Доманова за это наградили Железным крестом. Кубанцев и донцов разместили под Новогрудком, объединили в «Казачий стан», нечто среднее между войсковым соединением и беженским табором.

Еще одну казачью дивизию начали формировать на территории Польши из пленных. По лагерям снова возили Краснова и Шкуро, чтобы выступали с речами. Но от командования казачьих лидеров опять оттерли. Во главе дивизии поставили генерала фон Паннвица. Он был родом из Силезии и до революции знал казаков, донцы охраняли границу поблизости от имения Паннвицев. Всю жизнь он прослужил в германской армии, однако новая роль, судя по всему, генералу понравилась – нацепил поверх гитлеровского мундира бурку с папахой, подчиненные орали ему «любо!», величали «батькой Паннвицем».

Задурить головы удавалось не только казакам. Солдаты Донского фронта Рокоссовского, зачищая развалины Сталинграда, проклинали «хиви». Битва закончилась, бойцы могли наконец-то вздохнуть с облегчением – они уцелели в сталинградском кошмаре! Но изменники, в отличие от своих немецких хозяев, не надеялись на пощаду. Из руин гремели остервенелые выстрелы, обрывая чью-то радость победы и жизни. А когда сталинградские ветераны погрузились в эшелоны и прибыли на Центральный фронт, они столкнулись вдруг с тем же самым! Под Севском над неприятельскими позициями услышали русские матюги. Ударили пушки и минометы – русские! Появились даже танки Т-34 и Т-70 с непонятными эмблемами «Русской освободительной народной армии».