Сталинградская метель

– Так Лавриненко только сейчас со мной связался, товарищ генерал! А не имея на руках достоверной информации, я не стал вам звонить. Будем посылать подкрепление Лавриненко или нет?

Вопрос был задан в откровенно провокационном тоне, отвечать на который отрицательно было никак нельзя.

– Отправляй, – с трудом сдерживая гнев, буркнул комдив, – но под твою личную ответственность.

До обеда Кузьмичев просидел как на иголках в ожидании сообщения от Любавина, но «длинный паразит», как за глаза называл его генерал, не подавал признаков активности. Потеряв терпение, комдив собрался позвонить уже сам, как его попросил к телефону военный корреспондент Филимон Бубенчиков. По заданию редакции он прибыл в дивизию Кузьмичева и вот уже три дня собирал материал, сидя в блиндаже у начальника тыловой службы дивизии.

– Товарищ, генерал. Это правда, что ваша дивизия Гжатск взяла?! – звенящим от возбуждения голосом спросил Бубенчиков. – Скажите, правда?! Я уже с редакцией связался, и они оставили мне подвал для репортажа!

– Откуда вы это взяли?! – взвился Кузьмичев.

– Мне на это намекнули ответственные товарищи. Сказали, сейчас бой идет на подступах к городу, а к вечеру и сам Гжатск возьмут, – честно признался корреспондент. Кузьмичев с огромной радостью был готов послать Бубенчикова куда подальше, но, увы, к сожалению, сделать этого не мог.

Генерал принялся обстоятельно говорить об отсутствии полной ясности относительно боя под Гжатском, но чем больше Кузьмичев разливался «мыслею по древу», тем больше корреспондент убеждался в том, что тот темнит и не хочет говорить ему правды. Одним словом, разговор не доставил представителю прессы большого удовольствия, и, не желая сдерживать обиду, орденоносец знака Почета заявил комдиву, что будет вынужден обратиться в более высокие инстанции.

Посчитав слова корреспондента простой бравадой, Кузьмичев решил отобедать, а затем от греха подальше отправиться в полк к Селиванову, дабы держать руку на пульсе событий. Решение было абсолютно правильным, но, как оказалось, несколько запоздалым. Не успел генерал расправиться с гуляшом, как его потребовал к трубке командарм Батюк.

– Кузьмичев, …! Это правда, что твоя дивизия Гжатск взяла?! – возмущенно спросил командарм, щедро разбавляя литературный язык, русским языком. – Почему не докладываешь, …?!

– Для подтверждения сведений об отходе немцев провел разведку боем, товарищ генерал-лейтенант! В ходе этих действий танковая рота капитана Лавриненко вышла на оперативный простор и прорвалась к окраинам Гжатска. Идет бой. На помощь Лавриненко отправил роту танков и батальон пехоты, – коротко отрапортовал мгновенно вспотевший комдив.

– Так какого рожна ты не докладывал!!! Мне командующий фронтом звонит, а я ничего не знаю! – продолжал возмущаться Батюк. – Приказал узнать и разобраться!

– Не докладывал вам из-за того, что не имел точных данных относительно успеха капитана Лавриненко. Из-за плохой связи с танкистами только недавно получил подтверждение о его выходе к Гжатску и отдал приказ об отправке подкрепления. Вместе с этим собираюсь двинуть часть сил дивизии к Лобне, товарищ командарм. – Кузьмичев замолк, ожидая одобрения или неодобрения своим намерениям, но Батюк не дал ни того, ни другого.

– Ну, раз собрался, тогда действуй. Тебе там, на передке, виднее, – хитро вывернулся из сложного положения Батюк. – Действуй, по своему усмотрению, но не забывай докладывать. Связь со штабом армии у тебя, надеюсь, хорошая.

Пока высокие инстанции общались друг с другом, капитан Лавриненко вел отчаянные бои с превосходящими силами противника.

Ворвись Лавриненко в полный немцев Гжатск, он моментально оказался бы в положении охотника, который схватил медведя и при этом не может сдвинуться с места. Сил для захвата города у капитана было откровенно мало, но и шуметь просто так Лавриненко не собирался. Здраво отказавшись от попытки выбить врага из города, в создавшейся обстановке он принял единственно правильное решение. Капитан обошел город с севера и перерезал железную дорогу, идущую на Вязьму, что вызвало сильное волнение среди находившихся в городе фашистов.

Первой его жертвой стал эшелон с войсками, на всех парах спешивший покинуть Гжатск. По злой иронии судьбы, он проходил полустанок Грязь, когда к нему вышел отряд капитана Лавриненко.

Подавая пример, как нужно бить врага, Лавриненко с первого выстрела поразил паровоз, а потом принялся методично расстреливать вагоны с солдатами и платформы с орудиями.

Храбрость и стойкость всегда были визитной карточкой 4-го Вюртембергского полка, но, попав под убийственный огонь советских танков и десантников, он обратился в паническое бегство. С отчаянными криками: «Русиш панцер!» – они в страхе и отчаянии метались вдоль железнодорожного полотна, не в силах оказать достойного сопротивления.