Сталинградская метель

Склонившись над картой, Селиванов предлагал бросить роту Лавриненко в преследование и попытаться захватить Ломню, но Любавин был с этим не согласен.

– Немцы наверняка устроили в Ломне пункт сбора отступающих частей и хорошо укрепили её. Роте Лавриненко её не взять при любом раскладе. Только шуму наделаем и людей зря положим.

– Что ты предлагаешь, Василий Алексеевич? Сидеть и ждать?

– Сидеть и ждать мы не будем, а попытаемся ударить по немцу там, где он нас не ждет. В четырех километрах от Мамонтеевки, по данным разведки, немцы осенью начали строить рокадную дорогу. Об этом командованию сообщил партизанский отряд, но потом немцы его подвинули, и больше ничего конкретного узнать так и не удалось. Зная педантичность фрицев, можно предположить, что они довели это дело до конца и ведет эта дорога напрямик к Гжатску, – выразительно пощелкал на карте карандашом Любавин.

– А это значит, Лавриненко сможет захватить его с налета и при этом людей не положит? – ехидно уточнил Селиванов.

– Захватить не захватит, но зато свое присутствие там обозначит, а это сейчас дорогого стоит. Как для немцев, так и для нас, – многозначительно произнес подполковник и, увидев недоуменный взгляд собеседника, пояснил: – Немцы всполошатся от того, что не знают, сколько и какими силами мы вышли к Гжатску, и если они действительно отступают, то постараются покинуть его как можно скорее. А наши, оттого что мы подошли к нему, и двинут не батальон и не полк, а всю дивизию. Это понимать надо, – пошутил Любавин, уподобляясь киногерою, но Селиванов не принял шутки.

– А если наши расчеты неверны и немцы Гжатск оставлять не собираются? Что тогда делать?

– Ты, комполка, раньше времени панихиду не пой. Будет бой, тогда и посмотрим, что из этого получится и на кого какое представление писать, – отрезал Любавин, и Селиванов ему подчинился. Лавриненко ушел в новый рейд, а полк принялся занимать захваченные у врага позиции и по привычке готовиться к отражению контратаки.

Комдив Кузьмичев, несмотря на прерванный сон, проснулся в относительно хорошем настроении. Узнав от адъютанта, что начальник штаба отбыл в полк к Селиванову, генерал снисходительно кивнул и принялся неторопливо завтракать. Поев чем бог послал, комдив отправился в штаб и стал ждать звонка Любавина. Сидя за столом, он выстраивал фразы своего будущего разговора с начштабом, который почему-то не звонил.

Кузьмичева очень подмывало самому позвонить в полк Селиванова и командным голосом узнать, чем закончилась отправленная в тыл к немцам разведка, но субординация не позволяло ему сделать это. Ведь согласно ей начштаба должен звонить командиру дивизии с докладом, а не требовать его.

Так Кузьмичев просидел до десяти часов, когда все мыслимые и немыслимые приличия давно закончились и нужно было действовать. С тяжелым сердцем в предчувствии беды генерал взял трубку телефона и позвонил в штаб Селиванова.

На его вопрос, где подполковник Любавин и комполка, дежурный по штабу офицер доложил, что оба командира находятся в батальоне майора Неустроева, где руководят расчисткой минных полей противника.

– Какой расчисткой? Каких минных полей? – изумился Кузьмичев. – Вы что там, с ума посходили?

– Никак нет, товарищ генерал. По приказу подполковника Любавина саперный батальон проводит разминирование подступов к немецким траншеям. Им от силы полчаса работы осталось, – радостно отрапортовал дежурный.

– А немец что? – глухим голосом, изготовившись к самому неприятному, спросил Кузьмичев. – Сильный огонь ведет?

– Так нет немца, товарищ генерал. Отступил к Лобне. Совсем отступил.

– Как отступил?! Как к Лобне?! – Кузьмичев вскочил и, прижав трубку к уху, стал лихорадочно разворачивать карту.

– Так товарищ подполковник сказал, – последовал испуганный ответ, породивший град гневных междометий. После чего Кузьмичев бросил трубку и приказал срочно соединить его с батальоном Неустроева.

Кипя от праведного гнева, комдив устроил разнос ни в чем не виновному Неустроеву за несвоевременный доклад начальству, а затем потребовал к трубке Любавина. Оттого что ему пришлось немного подождать, градус гнева стал ещё выше, но громы так и не прогрохотали. Хорошо зная характер Кузьмичева, Василий Алексеевич сразу взял быка за рога.

– Здравствуйте, товарищ генерал! У нас хорошие новости, танковая рота капитана Лавриненко прорвалась к Гжатску и ведет бои на его окраине. Надо срочно отправить роту танков капитана Павловского, чтобы к вечеру освободить город, – огорошил Кузьмина Любавин.

– Какой Гжатск?! Какая рота, ты о чем?!

– Как о чем? Согласно вашему приказу, в тыл немцев был отправлен отряд разведчиков, который выявил, что немцы отступили с занимаемых позиций. Сразу после этого в качестве разведки боем было организовано преследование врага силами танковой роты капитана Лавриненко, которая вышла на подступы к Гжатску, где вступила в бой с неприятелем.

– А почему я только сейчас об этом узнаю?! – грозно рыкнул генерал, но Любавин не дал разлиться его гневу.