Впервые в жизни лежал я с девушкой вот так в постели, да еще в такой невообразимой обстановке. Время шло, а мы продолжали тихо лежать в обнимку. Новые завязки от двух пар кальсон больно врезались в нижнюю треть голеней, видно, туго завязал их, и так же впились узлами в кожу на животе завязки ширинки от тяжести Любиного тела. Боясь скрипа, я не решался их развязать. Боль в ногах становилась невыносимой, она заняла доминирующее положение в этой ситуации, все мысли были о том, как их развязать. Уже пренебрегая скрипом, подтянул попеременно одну за другой ноги и с большим трудом развязал завязки. Как легко стало ногам и на душе, хотя и был придавлен телом Любы. После всего стало доходить до меня, что уже пора как-то заняться любовью. Сильнее обнял ее, прижал к себе, поцеловал в глаза, лоб, волосы. Пытался удобнее лечь, и сетка, в который уже раз, предательски заскрипела. Мы были не одни в комнате и в то же время одни. Понимал, что никому до нас никакого дела нет, и в то же время казалось, что все настороженно прислушиваются к нам. Наверняка все уже спали: вокруг раздавались храп, посапывание, стоны мертвецки спавших людей. Но мать, думалось, не могла спать, и ожидал, что вот-вот потащит из постели Любу и учинит при этом скандал. Не знаю, сколько времени одолевали бы меня колебания и домыслы, и пролежали бы неподвижно, пока Люба не стала проявлять себя в постели опытной хозяйкой, а я вынужден был оставаться робким квартирантом. Она со знанием дела помогла мне проявить себя, и я старался оправдать ее усилия все же под давлением сдерживающей окружающей обстановки. Я стал понимать, что эту науку она уже хорошо постигла до меня. Не знаю, насколько правильно я себя вел, хорошо ли все получилось — спросить не хватило духа.
Впервые со мной произошло что-то необычное и важное в жизни, что должно было когда-то случиться между мужчиной и женщиной. Еще долго без слов и движений лежали в обнимку среди храпа и стонов спящих вокруг людей. Голова ее лежала у меня на груди, шее. В какой-то миг она выскользнула из моих объятий и ушла в постель к маме. До утра не мог уснуть — сон не приходил, оценивал происшедшее. Видно, и не вздремнул. Может, и спал, и все это было во сне. Но нет. Все-таки что-то произошло. И это любовь? Ничего возвышенного, романтического не оказалось. Что-то воровское, нечистое, даже постыдное. Только в романах пишут о любви, хотя что я об этом знаю… Можно ли судить по одному случаю? А отношения между доктором Ложкиной и комбригом? Это была любовь? Может быть. А почти безотказное поведение Шуры? Как-то говорила, что ей жаль мальчиков. Или личная ненасытность? Все это далеко от любви. У Любы что-то общее с ней. Какая-то подспудная мысль подсказывает, что пойдет таким же путем. Если говорить о любви, то, по-видимому, нужно привыкнуть, привязаться, почувствовать, что не можешь жить друг без друга, а все остальное получилось бы само собой, как «венец отношений между мужчиной и женщиной», как я где-то вычитал. Вот это, должно быть, и есть любовь. С Майей у меня это не произошло бы так сразу. Да и мысли у меня такой не было.
Вспомнился Айвенго и другие литературные герои. Такого типа отношения мне больше по душе.
Раздумья прервали просыпающиеся люди. Видел, как мать поднялась, оделась и вышла из дома. Принесла дрова и затопила печь. Стали вставать люди. И я встал, оделся, заправил одеялом кровать. Все вышли из дома. Надо было и мне идти к себе, успеть снять пробу завтрака, узнать о наших, о ближайших планах. Как мне уйти, как попрощаться? Подошел к кровати. Люба посапывала во сне, прикрытая пуховым одеялом почти с головой. Я отвернул одеяло и поцеловал ее в лоб. Она, не раскрывая глаза, протянула руки, обхватила мою голову, притянула к себе и впилась в мои губы. Стал задыхаться, с трудом отстранился, расцепил ее руки на затылке, пригрозил пальцем и ушел из дома.
Узнал, что подразделения бригады ушли в новый район сосредоточения, ближе к месту предстоящих боевых действий. У нас оставили часть неисправной техники: колесные машины и два танка, которые должны за сегодняшний день отремонтировать.
Впереди марш, бои. Окруженный под Сталинградом враг не сдается, упорно сопротивляется и сковывает большие группы наших войск. Он должен быть разбит. Это сулит нам немалые потери. Новую технику не получаем, большой некомплект в личном составе. Такое же состояние и в других рядом действующих частях и соединениях, вышедших из боев. Поговаривают, что немцы создали сильные участки обороны, еще хорошо вооружены. На что рассчитывают наши? На энтузиазм? Жалко терять здесь наших людей. Может, немцы капитулируют?
До обеда забежал к своим знакомым, сказал им, что с часу на час должны выехать, что основная масса нашей части уже ушла.