Стальной лев. Восток

— Хорошо, Миша, — я внимательно посмотрел поверх голов. Чекисты заняли свои позиции, расставив пулеметы полукругом, и изготовились к стрельбе. Поднял руку и, когда шум немного стих, обратился к молоденькому прыщавому солдатику из первого ряда.

— У тебя братья-сестры есть?!

Люди завертели головами, пытаясь понять, кого спрашивают. Парень тоже сначала не понял, что вопрос адресован ему, но я указал на него пальцем и повторил вопрос. Солдат покраснел и что-то тихо сказал.

— Громче говори, чтобы люди слышали!

— Есть! — Парень от волнения подпустил петуха. Кругом засмеялись.

— Сколько?!

— Четыре сестры, да два брата у меня!

— Хорошо, что есть! Мертвыми сколько родилось?! Сколько мама твоя своих детей похоронила?!

Парнишка открыл было рот для ответа, но не нашелся и растерянно оглянулся по сторонам. От его беспомощных, наливающихся слезами, глаз соседи отводили взгляды.

Люди начали замолкать, прислушиваясь. Я оглядел первый ряд и обратился к солдату лет тридцати.

— У тебя как с детишками?! Баба много живых-то родила?!

— Пятеро у нас.

— Громче! Пусть весь мир слышит!

— Пятеро!

— Она твоих родившихся мертвыми детишек в поле сколько закопала?!

Мужика явно задело за живое. Он покраснел и набычился, ничего не отвечая.

— Вопроса не услышал?! Повторить?!

Пленный снова промолчал, только засверкали глаза исподлобья. Я повернул голову налево, где находился командир полка чекистов. Убедившись, что тот смотрит на меня, предостерегающе поднял указательный палец. После того, как понятливый работник ВЧК расстегнул кобуру, я плавно вернул взгляд на солдата. Ласково посмотрел на него и заорал:

— Чо ты уставился, как баран на новые ворота?! Ты о жене своей хорошо подумал?! Она тебе и пожрать должна приготовить, и ноги раздвинуть, и в поле пахать, и рожать там же, да еще и трупы младенцев сама прикапывать?!

— Чего лаешь, барская рожа?! — Завопил солдат, двинувшись вперед. Один из соседей крепко схватил его за рукав шинели, а другой за плечи, не давая сделать шаг. — Сам-то много хоронил?!

— Очнулся, поди, ядрена кочерыжка?! — Заорал я в ответ, немного наклонившись вперед. — Чего зенки выкатил, как срущий кот?! Ты сам, что ль, хоронишь?! Или, может, бабе своей только лопату подаешь?! — Развел я руками.

Методично доведенный до белого каления служивый рванул вперед так бешено, что с шинели полетели пуговицы. Удержать мужика, в ярости бросившегося ко мне, соседи не смогли. Он часто дышал и пар, вырывающийся изо рта, делал его похожим на обезумевший паровоз.

При другом раскладе, может, и удалось бы до меня добраться, но человек не мог запрыгнуть на слишком высокий помост. Убедившись, что напрямую не достать, он взревел: — Убью, сука! — И остервенело бросился к боковой лестнице, где и был встречен от души — прикладом в грудь. Чекисты тоже не дремали и после того, как солдат отлетел в снег, вскинули оружие.

Народ ахнул, а я подошел к самому краю помоста. Обвел замершую в это мгновение толпу мрачным взглядом.

— А чего не так?! Вы же теперь умные! Вам про Революцию, Антанту и все остальное до меня уже рассказали! Чего не по нраву?! Стоите, семки лузгаете, клоуны тут выступают! Красота! Чего перестали веселиться?! Не о том говорю?!

Люди опускали глаза и подавлено молчали. Ответа не прозвучало. Лишь в задних рядах клубился гул. Взрыва эмоций тоже не последовало. Пленники косились на пулеметы и не дергались.

— Если здесь кто-то решил, что еще один скоморох приехал, а вы, мать вашу, в цирке, то это промашка! Не за того меня приняли, служивые! Я Председатель Реввоенсовета Республики Троцкий! Слышали обо мне?!

— Слыхали! — Раздалось несколько голосов.

— Вот это славно! — Мой взгляд остановился на мужике явно за сорок. — Слышь, дядя, чего молодой взбрыкнул-то?! Может, я чего не то спросил или соврал где?!

Я знаком руки подозвал Глазмана и приказал, во что бы то ни стало, найти и принести мне лопату. Тем временем, солдат успел повертеть головой, и, поняв, что обращались именно к нему, задумался на пару мгновений. Видимо решив, что раз уж прицепились, то теперь не отстанут, он крякнул, кашлянул в руку и громко ответил:

— Дык, вроде, правильно все! Только как-то неуважительно, что ль! Большевики-то за нас, за крестьян, а ты, товарищ, по матери нас. Тоже нехорошо! Мы ж тут насильно мобилизованные! У меня и документ про то есть! Нас в армию забрали, а мы за дворян воевать отказались! Сами в казармы вернулись! Многие сразу в плен сдались! Мы ж тоже за большевиков и новую власть! И Советы у нас были! Свои мы! Угнетенные!

Пленный говорил, в общем, правильно. Стоящие рядом люди, слушали его внимательно, вторя согласным рокотом.

— С уважением, говоришь?! Можно и так! Как тебя по батюшке, служивый?!

— Федор Филипыч буду!

— Вот ты, Федор Филиппович, вроде и правильно говоришь! Верно, как будто! Про Советскую власть даже вспомнил! Что же, как дворяне, кадеты да буржуи пришли, забыли вы про Советы?! Скажи мне, куда они подевались-то?!

— Чехи да офицеры разогнали!