Стальной лев. Восток

— Филиппыч! — Я так зыркнул на сорокалетнего солдата, что тот аж подпрыгнул. — У тебя, поди, и внуки уже?! Спросить, сколько твоя жена за жизнь похоронила или уважить и не пытать?!

Люди молчали, а мужик опустил голову и отвернулся от меня без ответа.

— Что ж, только из уважения, не стану! — Я оглядел толпу. Теперь она походила на закипающий котел. Пробрало их, видимо, до печени.

— Революция в опасности!

Со всех сторон Республику Советов окружила смерть ваших детей!

Красной Армии нужны преданные бойцы, понимающие, за что они воюют!

Чем быстрее мы уничтожим колчаков и деникиных, тем быстрее построим новый мир, в котором детишки перестанут опухать от голода по весне даже в урожайный год!

Лопату, служивые, хорошо видите?!

— Видим!

— Федор Филиппыч! — Солдат вскинул голову. — Пойдешь в Красную армию добровольцем или тебе лопату для детишек подарить, как чертову подмастерью?!

Дядька сморщился, как от зубной боли, но взгляда не отвел. Народ кругом затих, ожидая ответа. Несколько мгновений, показавшихся мне невероятно долгими, мужик смотрел на лопату.

— Вот ты как все перевернул?! — Федор длинно выругался и махнул рукой. — Пойду, мать твою за ногу! Куды теперь деваться-то?! Кто не пойдет, тот сатане кумом останется!

— Это верно! Вот там, — я показал направо. — Стоит пара столов! В большевики там и записывают! А ты пойдешь в Красную армию?! — Я посмотрел на солдата, которого угостили прикладом. Тот уже поднялся и, потирая ушибленную грудь, внимательно слушал. — Нам бешенные нужны — мироедов рвать! Или лопату возьмешь?!

— Меня тоже добровольно пиши!

— Еще есть тут не сваты Черту?!

— Есть! — Со всех сторон заорали, засвистели. Я выдернул лопату из помоста и двумя руками поднял ее над головой. Народ примолк.

— Если когда-нибудь вы захотите сдаться врагам без боя, струсите или, не приведи Господь, надумаете дезертировать, вспомните об этой лопате и подумайте о том, как старикам своим, жене и детям в глаза смотреть будете!

А кто не понял меня, вот тому лопата! Пусть закапывается на хер!

С этими словами я бросил ее с помоста вниз и первые ряды отшатнулись, как от чумы.

— Жизнь детям! Смерть буржуям! Даешь в Красную Армию! — Закричал я во всю мочь, потрясая поднятыми вверх кулаками. Котел вскипел, и люди бешено и согласно заорали в ответ: — Даешь!

Глава 16

15 января 1919 года.

Курган. 14:00.

Андрон Селиванов находился в Кургане. В городе их эшелон торчал уже второй день. Рыжий солдат прижился в штате санитарного поезда, успев даже сдружиться кое с кем, и ему рассказали, куда делся предшественник. По дороге в Екатеринбург этот недоумок учудил вот что: добравшись до каких-то закромов, принял на грудь столько спирта, что ему стало жарко. Пьяный вышел в тамбур и открыл дверь вагона, решив проветриться. В результате, на одном из поворотов, выпал из эшелона и срочно потребовалась замена. Андрон же, как справный, работящий и, самое главное, практически непьющий мужик, оказался вовремя в нужном месте. Узнав о том, что санитарный поезд загрузят в Екатеринбурге солдатами-инвалидами родом из Сибири, отправляемыми домой, Селиванов обрадовался. Ему это только на руку. Планировалось, что состав дойдет сначала до Кургана, а после двинется на Омск.

В Кургане санитарный поезд пополнили ранеными, и теперь эшелон ждал сигнала к отправлению. Боеспособных частей в городе не осталось. Все резервные части, которые генерал-майор Лебедев только смог найти, отправлены в пермскую мясорубку. С трудом же набранное и очень «сырое» пополнение использовано для контрудара под Челябинском. Больше резервов у колчаковцев в Кургане не осталось, хотя сразу после Нового года началось формирование четырех дивизий для Западной армии и трех для Сибирской. В настоящий момент каждая из них по своему размеру не дотягивала пока до роты. Старослужащих не было, а на штабы дивизий и новобранцев Девятисотого года рождения, впервые увидевших винтовку несколько дней назад, надежды в случае наступления большевиков или вооруженного восстания никакой.