– Значит так, «мисс понимание», – собрав самообладание в кулак, произнес он. – Делай, что хочешь, и оставь меня в покое. Как только отсюда выпустят, я с тобой свяжусь. До свиданья.
– Не могу прощаться на такой неприятной ноте, – расстроилась Би. – Исправь положение.
– И как же? – Мальчишка поплотнее закутался в простыню.
– Скажи что-нибудь ласковое и доброе, – попросила подруга.
– Так сложилось, что я от природы грубый и злой, – отшутился тот.
– Говори! Не сломаешься, – настаивала она.
Под прицелом немигающих глаз думалось плохо. Да и все «доброе» сейчас прозвучало бы неискренне, ведь в голове еще не улеглись последние события. Единственно правильные слова отыскались сами собой.
– Спасибо, что пришла. – Мальчишка опустил голову. – Приятно, что хотя бы тебе не все равно.
– Выздоравливай скорее, – на прощание попросила Би.
«Отчего доставать из себя чувства тяжело»?», – размышлял он. – «Особенно если они… теплые. Всякая гадость ползет и так, без спроса. Поругаться с кем-то гораздо проще, чем показать человеку, что он дорог или близок. Словно кто-то мешает».
Вернулся стажер-часовой. Он действительно принес себе стул, сел и уткнулся в журнал с цветными картинками.
– Зачем наврал? – Клаус устроился на полу, прислонившись спиной к прохладной стене.
– От скуки, – признался тот. – Обращаются тут со мной, как с практикантом. Барбара, подай! Барбара, принеси! Противно. Я университет закончил!
– Стоп, – перебил мальчишка. – Чего имя такое? Ты же парень… вроде.
– Это фамилия! – возмутился стажер.
– Сочувствую, – усмехнулся он.
– Ты где? – Барбара подскочил и прилип к стеклу.
– Вниз посмотри. – Клаус лениво помахал рукой.
– Вставай немедленно! – приказал тот. – Шнур микрофона оборвешь!
– Не оборву, – возразил мальчишка. – Только кажется, что он короткий. Это же пружина.
– Тогда растянешь!
– Какой ответственный, – фыркнул он, поднимаясь на ноги. – Радеешь за казенное имущество, Барбара?
– Этим боксом до тебя пользовались толпы народа, а все, как новое, – укоризненно сообщил стажер, и вдруг добавил: – Меня зовут Брэдли. Можно Брэд.
– Клаус Раббе. Извини, с рукопожатием ничего не выйдет.
Мальчишка приложил к стеклу кулак и по-настоящему обрадовался, когда Барбара сделал то же самое со своей стороны.
– Странная компания тебя посещала, – осторожно начал Брэд. – Танцор, потом тип с каким-то говорящим злобным зверьком.
– Повежливее, – нахмурился Клаус. – Этот «зверек» мой дед, если что. Он гоблин и профессор университета Шейдивейл. Имеет ученые степени в области Вивидологии, Алхимии и Суммологии.
– В коридоре темно, – смутился стажер. – Он смыкается с тем боксом, где разместили трупы двух трансумов. Твари при свете начинают резво разлагаться. Вонища неописуемая. Не сердись. Я ведь не сержусь. Твой дед меня за ногу укусил. До крови. Раньше даже собаки не кусали, а теперь сразу профессор.
– Силен, учитывая, что челюсть у него вставная, – расхохотался мальчишка.
– Погоди! – Брэдли сам едва сдерживал смех. – Может, мне пора идти сдаваться на уколы от столбняка и бешенства.
– Лишь бы дедушка не отравился, вон ты какой едкий! – утирая выступившие слезы, простонал он.
Клаус хохотал и хохотал. До икоты, до боли под ребрами. Время от времени подбрасывая в непринужденный разговор новую глупость.
Переведя дыхание, он понял, что со смехом тело покинули уныние и горечь поражения, осталось лишь осознание случившегося, не обремененное какофонией эмоций.
Джулиус старательно отгораживался от того факта, что до смерти испугался за своенравного, упрямого мальчишку, возомнившего себя героем. Еще Коллоу никак не желал признавать, что Никс права, и у паршивца действительно много общего с Ловкачом. Джейкоб тоже частенько пренебрегал здравым смыслом в угоду сиюминутному куражу, и однажды это стоило ему жизни.
Вдруг на душе сделалось невыносимо тоскливо. Возвращаться в Блуждающую Башню смысла не было. Все дела там закончены, а если произойдет что-то непредвиденное, его достанут где угодно. Любой Танцор знает: когда некуда идти, отправляйся в Пансион, воспитанником которого являлся.
Опустившись на широкую дорожку, посыпанную мелким щебнем, он набрал полную грудь сладкого вечернего воздуха и медленно выдохнул. Высокие стены, отгораживавшие территорию Пансиона от всего остального города, отбрасывали длинные сизые тени. Здесь ничего не менялось: те же лавочки и симметрично посаженные кусты, сад и главный корпус, – все на прежних местах.
Ударил колокол. Его голос звучал так же грустно, как и много веков назад. Вот сейчас старшие товарищи погонят заигравшихся воспитанников на перекличку и ужин. Со всех концов сада, по дорожке от спортивной площадки и тира тянулись вереницы ребят, готовых продолжать беситься хоть до посинения, если бы не местные правила.