Однажды, когда мы допоздна гуляли в сквере, Вадим завёлся не на шутку, стал грубо приставать ко мне и лезть ко мне то за пазуху, то под юбку, чуть не изнасиловал меня, гад такой, и я решила поговорить с ним откровенно, начистоту.
- Вадик! - сказала я ему. - Вот ты клянёшься мне в любви, но мне интересно, когда ты в меня успел так влюбиться, в первый же день нашего знакомства, или в тот день, когда закончил «окучивать» последнюю девку из нашей общаги?
- Нет! - возмутился Вадик. - Я сразу тебя заметил, но боялся подойти к тебе. Ты такая особенная, не такая как все остальные!
- Угу! - хмыкнула я. - И ты всё это время боролся со своим страхом, а наши девочки тебе в этом помогали! Зато теперь, когда ты уже стал смелым, ты можешь нагло, по-хамски, лезть ко мне под юбку, не спрашивая моего согласия. Ну что ж, я горжусь тобой! Ты справился со своими комплексами и теперь можешь смело изнасиловать меня, а я стану очередной счастливой жертвой твоего «охотничьего клуба»! Да и наши девочки меня всё время спрашивают: - «Когда ты уже отпустишь нашего Вадика? Без него нам жизни никакой нет!»
Мы тогда ещё долго с ним разговаривали. Вадик божился мне в своей любви, каялся в своих грехах и клялся больше ни на кого, кроме меня, не смотреть, лишь бы только я не отвергла его ухаживания. Он даже на колени передо мной становился, и тогда я смилостивилась над ним, но поставила ультиматум:
- Если ты докажешь мне свою искреннюю преданность и любовь, я может и соглашусь лечь с тобой в постель, но для этого ты должен выполнить моё условие.
- Я готов, хоть сейчас! - обрадовался Вадик и сунул руку мне под юбку.
- Нет! - убрала я его руку. - Сначала ты должен поступить в институт! Ведь ты же не глупый парень, а кроме как трахать баб, больше ничего делать не умеешь!
- Я согласен, я поступлю! - не раздумывая согласился Вадик.
- Вот когда поступишь, тогда я соглашусь выйти за тебя замуж и в первую же брачную ночь, после нашей свадьбы, мы с тобой займёмся безудержным и страстным сексом.
- Не понял!? - разочаровано воскликнул Вадик.
- Ну что ж, я знала, что ты не согласишься, поэтому давай - тебе в ту сторону, а мне в другую. Уже поздно, мне спать пора. Завтра приходи в общагу, наши девочки тебя уже заждались!
* * *
Сложив аккуратно мамины открытки в конверт, я открыла свой огромный фотоальбом, в котором было, от силы, два десятка фотографий. Вот на фото моя мама в кафе, где она работала. Красивая! - с тоской подумала я, в воспоминаниях переносясь в те годы, когда мы с ней были вместе.
Как-то вечером мама стала куда-то собираться. Накрасив губы, она нанесла тушь на ресницы и, надев новое платье, долго крутилась у зеркала. Какая она у меня красивая! - отложив в сторону книгу, с завистью думала я, любуясь моей мамой. - Модное, короткое платье облегало её бёдра, декольте на груди открывало её красивую грудь, а упругая попка выглядела такой заманчивой и аппетитной, что даже её подруги неоднократно ей говорили: – «У тебя, Лариска, попка сладенькая, как спелый персик».
В нашей коммуналке ванной не было, только туалет с умывальником, но там долго не помоешься, всегда очередь, кому в туалет, кому умываться, поэтому мы с мамой всегда ходили в баню. Нет, если там ноги помыть, или ещё чего, так мы в комнате, в тазике мылись, но по пятницам мы с ней обязательно ходили в баню.
Бане было уже лет сто. Построенная ещё после революции, она уже вся рушилась, под землю уходила, но её всё не сносили и потихоньку латали, ведь надо же было людям где-то мыться!
В бане было два зала – мужской и женский. Посещали её одни и те же люди, поэтому все давно друг друга уже хорошо знали и встречались там, как давние и хорошие знакомые. Я знала, что некоторые женщины, которые приходили в баню, работали на «байдане», другие на «балу» третьи на «балке» подрабатывали. Что означают эти слова, я не знала, но была уверена, что это хорошие и доходные места. В своей среде мама разговаривала на непонятном мне языке, но дома никогда этих слов не употребляла, даже не объясняла их значение и мне приходилось самой догадываться.
- Привет Лариска! Ты всё в своём бардаке пашешь? Такая бева, при классных басах и шикарной духовке могла бы себе что-то и получше найти, – говорила маме её подруга.
- Закрой поддувало! Бесовка на лаврушниках юмает, да на югах утюжит, – перебила её другая.
- Не бережёшь ты империю, Лариска! – продолжала первая.
- Эти самолюбы больше рукодельничают, с их щекотунчиками они за нехилый ярус больше любят пилотку шлифовать! – отвечала ей мама. – На юрзовке напакуются и юрдонят, а на эдельвейс там шмох хватает, ранетки да шмакодявки работать не дают, фуфлом на жизнь зарабатывают. А я не размагничиваюсь!
- Может тебе шмоття подогнать, или на блат сдать? – спрашивали её подруги.
- Я тебе что, барыга? – отвечала им мама.
- Не, ну ты гагара видная, но пока твой откинется, мы просто хотим подогреть тебя немного. Тебе ещё долго осталось его ждать?
- Нет, уже не долго. Вот на заборе распишется, и будем с ним нитку рвать.