Старикам – вечно восходящее солнце

Далее путь Александра Ивановича сворачивал на улицу Лермонтова, представляющую собой нечто среднее между Советской и Пушкина, которая быстро заканчивалась довольно длинной бетонной в два человеческих роста стеной маслозавода. Точнее, бывшего маслозавода, так как в эпоху демократии оказалось, что столько масла людям не требуется и бывшая проходная превратилась в офис какого-то банка, а отдельные цехи работали нерегулярно и производили неизвестно что. Иногда они закрывались, иногда открывались. Иногда люди получали здесь зарплату, иногда не получали. В любом случае деваться им было некуда, и некоторые приходили сюда просто так, посидеть в тени под стеной и покурить.

Далее путь лежал по аллее, в тени разросшихся вековых деревьев, которых не заботило ничто на этой Земле; под ними установили узкие без спинок лавочки, которые ломались по ночам такими хитроумными злодеями, которых не могла поймать милиция, хотя, как считал Александр Иванович и ещё некоторые горожане, милиция не очень-то их и ловила.

Аллея заканчивалась Вечным Огнём. Огромная белая стела, перевязанная посередине георгиевской каменной ленточкой, в основании была украшена звездой, из сердцевины которой с характерным шумом вырывался беспокойный оранжевый огонь. Это было единственное место в городе, где Александр Иванович явственно чувствовал связь земли и неба.

Александр Иванович остановился напротив огня.

– Низкий поклон вам, ребятушки! Уж простите, что жив остался…

Дальше старик сворачивал в короткий переулок, проходил мимо газетного ларька, где так неудачно несколько дней назад столкнулся с Шушей, и проходил на рынок к торговому месту № 16.

Митрич был уже на месте. В белом длинном фартуке он крутился с ножами возле только что привезённого быка.

– Приветствую, Александр Иваныч! Руку, извини, не пожму… Предлагаю включиться в работу!

Александр Иванович сделал бы это и без команды.

– Как Непутёвый?

– Живёт, слава Богу! Молочко сегодня давал…

– Ну ты его балуешь! Ещё б не прижиться!

На рынок пошли первые покупатели.

Митрич, засопев и вытирая пот со лба, остановил Александра Ивановича и ножом показал на некоторые куски:

– Вот этот Иммануилу Фёдоровичу обещал… Вот тот Василию Иванычу, и ножку не продавай до обеда. Помнишь Костика? Просил оставить, но человек ненадёжный…

– Костик? Что Василия Николаича?

– Ну да.

– Он меня как-то подвозил от Марьи Ивановны.

Митрич нахмурил брови и упёр руки в бока, опираясь на запястья, чтобы не пачкать фартук:

– Подвозил? Он что, машиной обзавёлся?

– Да нет, где ему, – махнул рукой Александр Иванович. – Он водить автобусы устроился!

– А-а…может он и к Ленке вернулся?

– Тогда сказывал, что нет, а сейчас кто его знает!

– Ну, работу нашёл – уже полдела сделано… Оставь ему тогда кусочек!

Александр Иванович кивнул. Митрич вдруг резко схватил нож и медленно расплылся в страшной красной улыбке. Александр Иванович хотел было спросить, в чём дело, но повернувшись, увидел скорчившего кислую мину Шушу.

– Тварь я дрожащая или право имею? – заревел Митрич, страшно расширяя глаза, шумно дыша и не убирая с лица страшную улыбку. – Ты чего тут крутишься?

– Э-э-э… – Шуша попытался ответить басом, но голос ему изменил, и получился какой-то неприличный звук, напоминающий визг кота, которому наступили на хвост.

– Я тебе что говорил про ореол, так сказать, твоего обитания? Ты, змея подколодная, откуда выполз?

– Митрич! Ты это… Так и до греха недалеко!

– Ух ты, как заговорил-то! Про грехи вспомнил? Мне и в голову не приходило, что ты такие слова знаешь…

– А что я, по-твоему, не человек что ли? И на мне крест есть!

И Шуша дрожащими руками достал серебряный крестик, который висел на грязной толстой бечёвке. Митрич грозно замахал ножом, тыча в крестик:

– Ты мне крестиком-то не прикрывайся! Бог он всё видит! Он каждую твою подлость знает, каждое междометие помнит!

– Да иду я, убери нож!

Шуша отскочил в сторону, пряча крестик. Митрич опустил нож и пошёл за прилавок.

– А только грех это, Митрич! – крикнул Шуша.

– Воровать грех, грабить грех, врать грех… А работать не грех! И защищаться от воров и грабителей тоже не грех. Иди, Шуша, отсюда. Не богохульствуй!

– Ты из себя-то священника не строй!

– А я тебе не проповедь читаю! – страшно заорал Митрич и в доказательство поднял над собой нож, лезвие которого обожгло солнце.

Александр Иванович и обычные завсегдатаи рынка лишь улыбались этой сцене. Шуша, бегавший точно крыса, искал себе пропитание по всем уголкам города, и было несколько мест, откуда его гнали, как говорится, «просто так», за репутацию. Торговое место № 16 было одним из таковых. Сильный, крупный Митрич не боялся мелких воришек и мог сам скрутить негодяя, а то и ножом махнуть у самого носа.

– Шумишь? – Бодро семеня ножками, подходил к прилавку маленький кругленький старичок в белой шляпе со старой потёртой когда-то голубой тряпочной сумочкой.

– Как не шуметь в наше-то время!

Митрич положил нож, сполоснул руки.

– Здорово, Александр Иваныч! Как поживаешь?

– Спасибо, потихоньку, Василий Иваныч! Лакомый кусочек, Митрич сказывал, ты себе запросил!