Старое счастье

Лев повнимательней посмотрел на стол. Он долго рассматривал скомканные бумажки и небрежные пометки, коих были целые горы, пока не заметил явно выделяющийся на фоне всего остального роман в толстом переплёте.

Потянувшись вперёд, Лев взял в руку роман и застыл. На обложке красовалась надпись: «Анатолий Макаров – Пустое небо».

– Толя! – воскликнул Лев.

Анатолий Викторович устремил взгляд сначала на стол, а потом неспешно перевёл его на друга. Сделав несколько шагов в сторону, он протянул руку к злосчастной книге и во второй раз за день открыл её: со страницы на него глядела хмурая панама молодого человека. Анатолий Викторович с грустной ухмылкой посмотрел на друга и захлопнул книгу. Лев продолжал:

– Толя, – снова начал он, с явной решительностью в голосе. – Я приехал, чтобы позвать тебя завтра на выступление. Как я и думал, ты оказался живым, здоровым, и, видимо, достаточно трусливым, чтобы так просто взять и спрятаться от мира, спрятаться от друзей, спрятаться от любимой работы из-за своих глупых тараканов. Но раз ты жив, я попытаюсь достучаться. Я хочу пригласить тебя к нам на мероприятие. У нас проходит вечер поэзии, и ты был бы желанным гостем в клубе. Я никак не могу понять, почему ты решил вот так бросить всё. Бросить то, чем мы с тобой горели. Но… послушай. Послушай, тебе не нужно же так закрываться от мира! Плевать на всё, Толя, не думай о прошлом.

Лев на мгновение замолчал, чтобы перевести дыхание. В комнате раздавался лишь громкий треск антикварных часов. Анатолий Викторович не смотрел на друга, не мог смотреть. Он знал, почему он всё бросил. Он больше не мог выступать. Он больше не мог выходить на сцену. Он больше не мог смотреть на людей. Он больше не мог бороться. Он больше не чувствовал себя собой, не был уверен в своих словах. Как можно делать что-то большое, если ощущаешь себя маленьким?

Лев отвернулся и ещё раз наспех оглянул комнату.

– Ладно, знаешь… просто приходи. Приходи и выступи, Толя.

Закончив говорить, Лев резко встал и направился в коридор. Раздался звук захлопнувшейся двери. Наступила абсолютная тишина.

Всё это время Анатолий Викторович стоял, не шелохнувшись. Казалось, что он даже перестал дышать, однако спустя несколько минут он вздрогнул, быстро развернулся и ушёл в спальню.

* * *

Раннее утро выдалось особенно прекрасным. Солнце, едва появившись на горизонте, весело расплёскивало по округе золотые лучи. Свежий воздух утренней прохлады. Звонкие голоса птиц.

Анатолий Викторович на этот раз проснулся очень рано, ещё до рассвета, и недовольно расхаживал по кабинету в хмуром беспокойстве. Он был явно не в том положении духа, чтобы обрадоваться пробудившейся весне или хотя бы просто заметить эту прекрасную перемену в природе. Подёргивая пальцами в ритмичном ударе, он быстрым шагом мерил то пыльный кабинет, то коридор, то кухню, попеременно почёсывая шею. Однако в спальню он, почему-то, предпочитал не заходить.

Кот сидел на своём любимом месте и с любопытством наблюдал за необычным поведением седого романтика, с которым они делили дом. Анатолий Викторович снова оказался в кухне, не прекращая тревожного танца. Вытоптав и здесь несколько кругов, он опять скрылся в коридоре. Утро в округе было тихим и мирным, и только напряжённые шаги по деревянному полу нарушали видимое спокойствие. Наконец, Анатолий Викторович остановился посреди кухни и поглядел в окно. Казалось, что внутри у него всё время шла какая-то непрерывная борьба, которая теперь разрешилась. Анатолий Викторович долго рассматривал тихую улочку, соседские домики, ярко освещённые солнечным восстанием. Он улыбнулся, поправил спадающую прядь волос, и почти бегом направился в спальню.

Спустя всего лишь десять минут он уже стоял в коридоре, одетый в мятый клетчатый костюм. Костюм не покидал дома уже много лет и потому сидел на хозяине достаточно растерянно. Схватив шляпу, Анатолий Викторович натуженно вздохнул, ещё раз оглядел дом и вышел за дверь.