Старомосковские жители

— Позвольте еще папиросочку… Впал в отчаянность и придерживался крепких напитков. А сами понимаете, можно и голубицу оклеветать, если захотеть. А когда еще причина женского пола-с есть, то точно оклевещут… Ах, как приятно, как приятно видеть бла-ародных господ! Да еще с бла-ародными дамами…

Но тут бывший чиновник, увидев, что смотритель бросил на него грозный взгляд, быстро ретировался к нарам.

В это время генерал подошел к стоявшему около нар неказистому старику в сермяге, седому как лунь.

— За что сидишь?

— Премного доволен, премного доволен, ваше высокоблагородие, — неустанно кланяясь, забормотал старик. Лицо его было безмятежно, безразлично ко всему миру.

— Его превосходительство перед тобой, а не благородие, дурак, — поправил старика смотритель.

— Оставьте его в покое, майор. Ему уже не под силу отличить генерала от штаб-офицера. — Генерал милостиво улыбнулся, возгордись в душе своим всепрощением, и, развернувшись к дамам, пояснил по-французски: — Вот с подобным мужичьем, по развитию недалеко ушедшим от скотины, нам приходится постоянно общаться и на их зло отвечать добром. Бедная Россия!

Несколько арестантов, сидевших на втором ярусе нар, вдруг захохотали.

— Что гогочете? — строго спросил смотритель.

— Его превосходительства слова ребятам перевожу, — с ухмылкой ответил арестант с опухшими глазами, которого товарищи прозвали Чернявым.

Генерал бросил на него пронзительный строгий взгляд, но, встретившись с наглым и беззаботным, не выдержал и закричал:

— Встать! Всем встать!

Арестанты поднялись — одни удивленные, другие устрашенные нервической несдержанностью большого начальника. Последним спустился с нар Чернявый. Он предстал перед господами в неизмеримо широких бродяжьих штанах, арестантском армяке, ловко заброшенном на плечо, и дырявой шляпе, ухарски торчавшей на макушке. Глаза его горели насмешкой и презрением, а в гнилых зубах он не переставал мусолить травиночку. Именно эта травиночка более всего выводила из себя генерала, но кричать на арестантскую мразь во второй раз он посчитал при дамах унизительным. Ничего, случай расправиться с дерзким каторжником представится.

— За что наказан? — обратился генерал к смотрителю.

— Убивец.

Генерал с радостью, что предчувствие не обмануло его в оценке этого мерзкого типа, глянул на дам. Они уже были готовы ринуться прочь из темницы. Первый раз в жизни им довелось увидеть убийцу, увидеть такую грязную и мрачную комнату. Развешанные кругом тряпки и грязные бродяжьи мешки, разложенные на нарах истертые полушубки и кошмы, разбросанные по углам грязные деревянные ложки и глиняные плошки создавали удручающий вид помойной ямы, все было пропитано здесь удушливым, вонючим воздухом. Толпы тараканов и других насекомых блуждали по арестантскому имуществу, стенам, и казалось даже, что они сплошь облепили потолок. «Нет, здесь живут не люди, люди не могли бы и дня вынести здесь», — подумали все без исключения дамы, со страхом рассматривая странных существ — преступников. Дамы давно бы бросились прочь, но их удерживала невозмутимость военных и еще любопытство.

Отец Исидор решил, что настал черед действовать ему, ведь священник есть посредник между людьми и преступниками. Он, подобрав длинные полы рясы, сделал несколько осторожных шажков вперед и, на удивление даже себе, каким-то заискивающим голосом обратился к убийце:

— Не чувствуешь ли ты, сын мой, угрызения совести, что загубил невинную душу?

— А почто вы знаете, что она невинна?

Чернявый ответил с вызовом, лицо его стало непроизвольно дергаться, и отец Исидор пожалел, что вступил в разговор. Но отступать было поздно.

— Проливать кровь своего брата во Христе всегда грех.

— А я думал, что он турок.

Чернявый громко, болезненно захохотал, выплюнув наконец травинку.

Отец Исидор решил закруглить разговор и даже рассердился на генерала, что тот не пресекает недостойные речи и хамские взгляды преступника.

— Не богохульствуй, сын мой. Верь любви христианской, кою питает к тебе церковь. Она гонится за тобой, когда гражданское общество отвергло тебя. Не думай с плоти своей, спасай свою бедную душу. Ибо если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете. Аминь.

Отец Исидор перекрестил убийцу, не глядя на него, и уже хотел отойти на свое прежнее место около дам, но Чернявый сделал шаг к нему:

— Нет уж, святой отец, раз начал, то погоди с аминем.

Путь Чернявому преградил штык, упершийся в грудь. Отец Исидор хоть и хотел отойти подальше от неугомонного преступника, но, увидев по сторонам от себя солдат с ружьями, переборол страх и остался на месте.