Старосветские убийцы

— Нашел секрет! Не могла такая дылда от тебя, плюгавого, родиться!

Савелий замахнулся, но не ударил.

— И что мне толку с такого родства? — спросил Ерошка. — Князя твоего послезавтра закопают!

Прав, сукин сын! Потому и проблема! Пока князь был жив, за Глашку Савелий не волновался. Хоть и не признавал Северский девочку дочкой, но привечал. Встретит на дворе — по голове погладит или конфекту даст. И с брюхом бы помог — холопа какого-никакого сосватал бы.

— Твоя Мари один хрен за тебя не пойдет. Зачем ей крепостной становиться? — ввернул Савелий. — А тут тебе и жена хорошая, и тесть начальник! Когда меня на покой отправят — за тебя словцо замолвлю, чтоб на мое место взяли. Теперича по гроб жизни мне тут все обязаны! Думай!

— А может, барыня мне вольную даст? И мы с Мари во Францию уедем!

— Размечтался! Ничаво твоя барыня никому уже не даст. Гаплык ей!

— Что?

— Тсс! — Ах, дурак старый! Сболтнул лишнего! Савелий перешел на шепот: — Секрет это! Страшный! Сболтнешь — и тебе гаплык! Понял?

Старший конюх неожиданно вытащил из-за голенища нож и, схватив крепко Ерошку, приставил к горлу.

— Понял, спрашиваю?

— Понял. — Бедному Ерошке ничего больше не оставалось.

— Хорошо, что понятливый! — похвалил Савелий и, не отпуская паренька, задал следующий вопрос: — Когда сватов зашлешь?

— К кому?

— Ваньку не валяй! К Глашке!

— Так траур! — попытался улизнуть от ответа Ерошка.

— Будешь валять, по тебе траур будет, — злобно прошипел Савелий. — На воскресенье сватов готовь, чтоб до поста свадьбу сыграть. Не ровен час родит Глашка! Понял?

— Понял… — Попал Ерошка в переделку, ох попал!

Савелий отпустил напуганного юнца. Все! Дело сделано. Теперь главное, чтоб не проболтался!

— Тут останешься, — поразмыслив, решил Савелий. — Игнатьевича твоего сам отвезу. Скажем, что ты свинкой заболел.

— Так болел уже, — зачем-то сказал Ерошка.

Савелий посмотрел на парня. Ох, красив! Глашка довольна будет! И глуп — это тоже хорошо!

— Ничаво, болеть — не работать!

Глава шестнадцатая

— Как вы думаете, это княгиня мужа отравила? — Павла Игнатьевича Киросиров знал давно и в ответе не сомневался.

— Елизавета Петровна? Отравила? — Управляющий аж привстал. — Неудачно шутите, Павсикакий Павсикакиевич. Она даже холопов пороть не велит, а человека загубить и подавно неспособна.

— Не моя шутка, доктор из столицы так считает. — Киросиров указал на Тоннера.

Павел Игнатьевич успокоенно сел:

— В столице нашу Елизавету Петровну пока не знают. Уникальная женщина! Столько сил у нее, идей! Захудалое поместье за два года подняла! Чуть свет на ногах, а ложится за полночь. Винокурню отгрохала, сейчас мельницу достраиваем, думает про маслобойню и сыроварню! И сделает.

— А почему за Северского замуж вышла? — спросил Терлецкий.

— Встретились, полюбили друг друга. Опять же поместье у него большое, крепкое. Анна Михайловна людей в узде держала, за всем следила. Распустились тут при Петушкове, да ничего, поправим. Лично мне Северский, царство ему небесное, никогда не нравился. Пустой человек, кроме как стрелять и в карты имения проигрывать, ничего не умел. Но я свое мнение при себе держал. Как обручились они — расстроился, а потом мысль пришла. Елизавете Петровне-то сильный мужчина и ни к чему. Могут не ужиться! Когда два характера в доме, один уступить должен. А Елизавета Петровна, хоть на вид ласкова, железная внутри! Опять же третий раз замуж вышла — опыт имеет. Знает, чего хочет!

— А предыдущие мужья своей смертью умерли? — Федор Максимович ходил по столовой кругами.

— Знаком не был.

— Своей, — подал голос Пантелей. — Господин Камбреме раком страдал. Умирал тяжело, долго. Елизавета постепенно все дела торговые стала вести и за ним самоотверженно ходила.

— Давно ее знаете? — спросил Терлецкий.

— Пятнадцатый год. Камбреме поставщик мой, один из первых.

— Камбреме? — переспросил Тоннер. — Знаю такое шато. Хорошее, не из дешевых.

Угаров, переводивший Роосу, запнулся и вопросительно взглянул на Тоннера. Шато — по-французски замок. Тоннер пояснил:

— Слово «шато» в названии вина означает виноградник, принадлежащий конкретному владельцу.

— Шато — это полдела, — продолжал Пантелей. — У Камбреме и испанские вина можно было купить, и португальские, и итальянские. И товар всегда лучшего качества. Ему выгодно, и мне хорошо. Лавочники любят, когда у купца выбор большой.

— После смерти Камбреме шато к Елизавете перешло? — уточнил Федор Максимович.

— Ей и сынишке.

— Дети имеются? — удивился Терлецкий.

— Была еще девочка, но в младенчестве померла. А Шарль большой, моему Архипу четырнадцать, стало быть, ему тринадцать.

— А где сейчас мальчишка?

— В Англии, — начал рассказывать Пантелей. — Как семь годков исполнилось, так и отправила.

— Зачем? — спросил Тоннер.

— Сказала, обучение там самое хорошее, и манеры прививают. Меня подбивала тоже Архипку отдать, да жена покойница как раскричится: «Не отпущу от себя». Какой-то колледж дорогой, позабыл, как называется.

— Итон? — предположил Тоннер.

— Он самый, — обрадовался Пантелей.