Старосветские убийцы

P. S. S. Не надевайте мундир — он заметен. Убийцы могут догадаться, что вы спешите ко мне на помощь, и выследят меня.

Целую…»

— Почему не сожгли? — поинтересовался Терлецкий.

Генерал смутился и задал встречный вопрос:

— Теперь вы рассказывайте, почему меня бандитом считали?

— Нате. — Федор Максимович сунул Веригину письмо, полученное Сочиным.

Тоннеру было очень плохо, смысл разговора иногда ускользал, да и говорить было тяжело. Но этот вопрос надо было задать немедленно:

— Павел Павлович! Ожерелье у вас?

— Ожерелье? Какое ожерелье? — переспросил Веригин и внезапно вспомнил о переданных ему на хранение бриллиантах. — Нет, оно в мундире, в потайном кармане.

— А мундир? — затаив дыхание, спросил Терлецкий.

— В комнате.

— Исправники, за мной! — Федор Максимович бросился вверх по лестнице. Уже сверху крикнул: — Комната заперта?

— Не помню, — пожал плечами генерал.

Вернулись быстро. Терлецкий печально покачивал головой, а Степан зачем-то притащил веригинский мундир.

— Украли? — только и спросил Киросиров. Злодейская интрига стала понятна и ему.

— Хорошо, что мы друг друга не перебили. — Тоннер сел. От кадки с огромным фикусом, стоявшей у изголовья оттоманки, почему-то нестерпимо воняло спиртным.

— Хитер малый, — развел руками Федор Максимович.

— Или хитра, — уточнил Тоннер.

Павел Павлович переоделся, но даже любимый мундир не вернул ему былой уверенности. Потерять вверенную ценность — все равно что утратить знамя полка. Стыд и позор!

Тоннер собрал силы для следующего вопроса:

— Письма одним почерком написаны?

Терлецкий попытался сравнить, но в графологии был не силен. Обратился к Рухнову:

— Михаил Ильич, вы, кажется, секретарем служите?

— Да, — подтвердил тот.

— Значит, в почерках разбираетесь. Гляньте-ка.

Рухнов разглядывал письма долго и внимательно; все сидели молча, ждали вердикта.

— Хотя первое по-русски написано, а второе по-французски, совпадающие в обоих алфавитах буквы схожи. Наклон одинаков, идентичны и завитки заглавных букв.

— А запах? — спросил Тоннер. — Пахнут письма одинаково?

Рухнов понюхал:

— Кажется, да!

— Это духи Элизабеты Северской, — сообщил Тоннер.

— А почерк мужской или женский? — поинтересовался Терлецкий.

Михаил Ильич ответить не успел. В трофейную ворвался Андрей Петрович Растоцкий и тотчас накинулся на урядника:

— Киросиров! Чем вы тут занимаетесь? Я немедленно еду к Мухину и требую вашей отставки!

От тихого подкаблучника такой спеси урядник не ожидал. Уставился на помещика в изумлении и захлопал глазами. Растоцкий распалялся все больше:

— Лясы здесь точите, а убийца по моему дому бегает!

— Что случилось, Андрей Петрович? — Терлецкий обнял трясущегося Растоцкого по-родственному. Как-никак муж троюродной тетушки!

— Я же сказал, в мой дом проник убийца! Слава Богу, мои слуги в доме ночуют, не то что у Северских.

— Анна Михайловна не дозволяет, — пояснил Петушков. Никто и не заметил, как он вышел из покоев князя. Литию по Насте прослушал и хотел пойти спать, но происходящее в трофейной его заинтересовало. Стоял молча, слушал. — Не любит старая княгиня холопский запах. В других усадьбах дворня где попало спит: на лестнице, под лестницей, в коридорах. И везде воняет.

— Вот и травят как крыс ваших Северских, — ответил Растоцкий, — а в моем доме, может, и воняет, но безопасно. Убийца об слуг споткнулся. Тут и задержали.

— И где он? — спросил Терлецкий

— Сейчас увидите.

Два здоровенных холопа втащили в трофейную мешок, точь-в-точь такой же, в каком полчаса назад принесли генерала. Очередного убийцу дубинками никто не бил, поэтому в мешке он извивался как червяк.

Глава двадцать четвертая

Угаров не сомневался, что в мешке Тучин. Остальные изумились.

— Он же под арестом! — воскликнул Терлецкий.

— Адъютант его высокопревосходительства охранял, — ядовито напомнил Киросиров.

У Веригина задрожали руки:

— Где мой Николай?

Тучин что-то промычал — членораздельно говорить ему мешал кляп.

— Зачем рот заткнули? — спросил Растоцкого Федор Максимович.

— Орал, бранными словами обзывался, — пожаловался помещик.

— Вытащить кляп! — приказал исправникам Киросиров.

Пока Степан выполнял приказ, несчастный генерал обезумел от горя.

— Где Николай? — закричал он не своим голосом и схватил Тучина за отвороты сюртука.

— Да спит ваш Николай, храпит во всю ивановскую, — сообщил Александр, как только ему освободили рот.

— Спит? — обрадовался и тут же расстроился генерал: — Спит на боевом посту?

— Последовал примеру начальника, — поддел Веригина юноша. — Вы, ваше высокопревосходительство, накушаться изволили, а после на боковую пожелали. Коля решил не отставать!

Веригин густо покраснел, а потом заорал на весь дом:

— Под трибунал Николая! В солдаты на Кавказ! На каторгу!

Тучин, представив адъютанта в кандалах, неожиданно признался:

— Не виноват он, я ему сонного зелья плеснул. — И тут же пожалел о сказанном. Дубины у генерала, к счастью, не было, поэтому он врезал Саше просто кулаком.