– Боюсь, не то слово! Умолял не посылать. Куда там! С Юсуфовым разве поспоришь. Пришлось ехать. Но я Василия Васильевича специально попросил, чтоб мою миссию в тайне держал. Узнает кто, каюк мне. А вчера вечером княгиня вызвала, обрадовала. Самой, говорит, надо в Петербург, там и рассчитаюсь. Мне, сказала, не страшно – муж поедет со мной, а еще Шулявский, да и вы присоединяйтесь. Я от радости и напился.
– Деньгами хотела отдать или векселем? – спросил Тоннер.
– Не знаю, – пожал плечами Рухнов. – Слава Богу, до дела не дошло.
– Векселем, я вчера привез, – сказал Пантелей. – Потому и торопился! Лиза обязательно к свадьбе просила. Вексель первостатейный – от петербургского купца первой гильдии Скачкова.
– За товар рассчитываетесь? – спросил Терлецкий. Он притомился кругами ходить и наконец сел за стол.
– Нет, первый раз в жизни попросила заплатить авансом. Говорит, денег свободных нет, выручай, Пантелей.
– А вы про вексель знали? – спросил Павла Игнатьевича Терлецкий.
– Знал, конечно. Вчера и воочию видел.
– Вексель при Елизавете Петровне был?
– Да. На ночь в бюро положила.
– Которое в кабинете князя?
– Оно самое!
– Всем оставаться на местах! – Терлецкий вновь вскочил. – Урядник, пойдемте посмотрим. До бумаг в кабинете мы так и не добрались. Павел Игнатьевич, давайте-ка с нами.
Когда следователи вышли, Денис наконец спросил о наболевшем:
– А что с Катей Северской произошло?
– С Катей? – Пантелей удивился. – Дочкой Александра Васильевича?
– Да! – коротко ответил Денис.
– Говорят, из окна выкинулась. Ее Анна Михайловна в монастырь на лечение отправила, а она…
– А чем болела?
– После смерти отца, говорят, сознание помутилось.
– Когда девочки созревают, это происходит часто, – встрял долго молчавший Роос, – взять, к примеру, Жанну д'Арк – голоса слышала…
– А Катя была похожа на мать? – задал новый вопрос Угаров.
– Как любая дочь! Не две капли воды, но что-то общее было…
Тоннер удивленно посмотрел на Дениса: к чему гнет?
– А куда пропали семейные драгоценности? – спросил Пантелея Роос.
– Александр Васильевич их спрятал. А куда – сказал только Кате. И оба погибли. Слышал, Василий Васильевич клад в парке долго искал…
– Но нашел его кто-то другой, – сказал Роос.
– Их нашли? – удивился Пантелей.
– Недавно в Париже я видел сережки, которые изображены на портрете, – начал было Роос.
– Княгиня Ольга их очень любила, – перебил Пантелей. – Как же! Подарок императрицы! Всегда надевала! Раз в Париже видали, значит, французы выкопали, что в имении квартировали!
В столовую вернулись следователи и Павел Игнатьевич.
– Нет в бюро векселя, – сообщил Терлецкий.
– Пропал? – ужаснулся Пантелей. – Надо купцу Скачкову отписать, чтоб денег не выдавал. Такая сумма!
– Не торопитесь, Акимыч! Уверен, он у Елизаветы Петровны, – успокоил купца Павел Игнатьевич.
– На всякий случай…
– Господин управляющий, ответьте как на духу: так ли хороши дела у вашей барыни? Может быть, она разорена? И сбежала, прихватив вексель? – глядя испытующе в глаза Павлу Игнатьевичу, спросил Терлецкий.
– Чушь собачья! Она вином по всему миру торгует, виноградник во Франции, дом в Марселе, дом в Париже! Что ей пятьсот тысяч! Да вы на ожерелье взгляните – никак не меньше стоит!
– Что за ожерелье? – насторожился Терлецкий.
– Мари, открой шкатулку. Господа ожерелье посмотреть хотят, – велел управляющий.
Мари открыла шкатулку ключом, который висел у нее на цепочке. Терлецкий достал ожерелье.
– Вот те раз! – присвистнул Рухнов.
Блеск императорских бриллиантов был великолепен. Да и камни как на подбор – крупные, прозрачные, как хрусталь. Даже Боровиковский не сумел в полной мере отразить их красоту.
– Это Ольги Борисовны ожерелье! – первым пришел в себя Пантелей. – Моей хозяйки бывшей! Откуда оно у Лизы?
– Павел Игнатьевич, откуда у Северской ожерелье? – Федор Максимович почесал залысину.
– Не знаю! – поспешил ответить управляющий. – Сегодня впервые увидел. Вчера хозяйка поведала, что в спальне есть тайник. Велела достать ожерелье к отъезду в Петербург.
– Интересно…
– Ожерелье у мадам давно, – вдруг сказала Мари. – Не здесь купила, из Франции привезла, побоялась там оставлять.
– Мари, сколько тебе лет? – спросил Терлецкий.
– Восемнадцать.
– А говоришь, ожерелье у Северской давно. Барыне, небось, всего пару лет как служишь?
– В десять лет я стала сиротой. Мадам и взяла меня. Еще месье Камбреме был жив.
– Действительно давно. Мадам драгоценности любит?
– Что вы? Терпеть не может! Говорит, одни вороны блестящее любят! Только для иноземных купцов надевала – богатством поразить.
– Мари, – вступил в расспросы Тоннер. – А пана Шулявского вы знаете?
– Да. Он после смерти месье Камбреме появился. Они с мадам были друзьями.
– Любовниками? – не обинуясь уточнил Киросиров.
Девушка, несмотря на смуглую кожу, зарделась.
– Да, – смущенно произнесла она. – Но потом Шулявский пропал. А недавно явился сюда, в имение. Мадам его не приняла, угрожала собак спустить. Я удивилась, увидев его на свадьбе. Как он сюда попал?
– Мост поджег, приехал к князю искать приют, – пояснил Терлецкий.