Старший брат царя. Книга 2

— Не то, не то седло! Боярышня гневается! Назад, назад в конюшню! Там в углу седло! — Девка начала расседлывать. Аким понял ее хитрость и принялся помогать ей. Она скороговоркой прошептала:

— Версты три проедешь, овражек будет. Направо по овражку к Яузе выйдешь. Подождешь там у обгорелого дуба. — И громко: — Во, во, это самое.

Доскакал Аким вместе со стрельцом, сопровождавшим его, до овражка. Свернул вправо к Яузе, выехал и удивился: за деревьями виднеется крест церковный и князек дворца тонинского, версты две не будет. Перебрели реку, нашли дуб, расщепленный молнией, обгорелый. Лошадей отводить далеко побоялись, вдруг нападут приспешники Марии, убегать, а то и отбиваться придется. Завели коней в ельник. Аким у дуба спрятался. Ждали.

Вдруг на берег Яузы две дворовые девки вышли, в простых полушубках дубленых, головы платками повязаны. Аким в одной Таисию признал, только когда та негромко произнесла:

— Аким, ты где?

Он ответить не успел, за него голос подал Лебедь: весело заржал, а сам затрепетал весь. Таисия к коню, прижалась к его шее. Аким поклонился.

— Здравствуй, Аким! Рада видеть тебя во здравии. Правда ли, что Юрий Васильевич дарит мне Лебедя?

— Истинная правда. Да барыня не приняла подарок.

— Очень ладно, что увели Лебедя со двора. Как здоровье Юрия Васильевича?

— Слава богу! На поправку идет. Рукой начинает двигать, кашлять перестал.

— Как ранили его? Расскажи.

Аким принялся рассказывать. Видел, как пугается она, вскрикивает. Невольно становилось жаль эту девушку, совсем не похожую на боярышню, на горе свое полюбившую обездоленного молодца. Засыпала она его вопросами. А он чем дальше отвечал, тем меньше оставалось решительности покончить дело с ней одним махом. А она выслушала и распоряжаться начала, боярышня все-таки:

— Скажи Юрию Васильевичу, подарок принимаю с радостью. Сделай так: отведешь Лебедя на пасеку к Сургуну. Езжай по Яузе до брода, — там скот перегоняют, на телегах и санях ездят. Свернешь и держись дорогой. Потом влево отделится малоезженая. Ее снегом припорошило, но заметишь, она тебя приведет на пасеку деда Сургуна. Отдашь ему Лебедя и все расскажешь. Вот эта девка со мной, его внучка Настенька. От нее и от меня поклон передай. К нему наведаюсь как-нибудь.

— Все сделаю, как сказано. И не кори меня, старого, боярышня. Недоброе я приехал сказать тебе.

Испугалась Таисия, в лице изменилась, насторожилась. А Аким продолжал:

— Юрий Васильевич тебя, боярышня, Христом Богом просит, забудь его.

Таисия побледнела, березкой качнулась:

— Аким, что ты сказал?! Не перепутал ли?

— Нет, боярышня! Сказал то, с чем приехал сюда. И еще добавил: выходи замуж за княжича Федора, любит он тебя, сам Юрию Васильевичу признавался.

Навернулись слезы на глазах Таисии, но крепилась она:

— Вон о чем заботится! Говори, кто моя разлучница?

— Поверь старику, нет никакой разлучницы. В монастырь он уйти хочет.

— В монастырь?! А я как же? Не знает он моей жизни! Ой, стыдобушка какая! А сказывать придется. Не могу тут больше жить! — Таисия заплакала. — Уехать... уехать отсюда нужно... Не могу тут! Думала, увезет он меня отсюда! Федор сватался, да отказала я ему. Уехал он к себе в Тулу. Акимушка, не могу жить без Юрши! — Таисия разрыдалась.

 — ...И отец понимает все, согласился выдать меня за Юрия...

Аким, как мог, старался успокоить ее. Она головой прижалась к его груди. Сквозь слезы спросила:

— Почему он сам не приехал? Увидел меня, забыл бы о монастыре.

— И впрямь, не выдержал бы! Но от этого вам бы хуже было. Боярышня, горько мне, ой как горько, а сказывать нужно. Тяжелая жизнь предстоит Юрию Васильевичу. Может, и с жизнью придется расстаться. Тяжело ему, сердце на части разрывается, но не хочет он, чтобы ты делила с ним горькую судьбу. Его, может, и монастырь не спасет, но тебя минует его судьбина.

И вдруг Таисия перестала плакать, подняла голову и широко открытыми глазами с испугом посмотрела на него:

— Акимушка! Его родители опальные?! Долгими ночами думала я и не верила, что он разлюбит меня. Злая стрела- разлучница не разлучила нас. И вот монастырь! Опальные родители! Государь узнал?

Аким удивился:— Молода ты, боярышня, а ума палата! Мало кто знает об этом, но Юрий Васильевич боится тебя под опалу подвести.

— Значит, на горе себе нашел родителей! Кто они?

— Помилуй меня, боярышня. Я и так, старый дурак, много сказывал, где бы помолчать следовало. Скажу только, что опала страшная. Узнает царь, не помилует ни его, ни тебя, ни детей ваших!

— А тебя, отца названого? Ты-то не предашь его? Не убежишь от него?

— Обо мне какой разговор, я человек маленький. Мне он за сына.

— А я невеста его! Ничего я не боюсь, опалу вместе с ним понесу. Так и скажи Юрию Васильевичу: я навеки его, и радость и горе с ним делить буду. О монастыре пусть не думает, монастырь — это похороны при жизни! А я жить хочу, радоваться! Ну, ежели не суждено долгие годы любить его, рядом с ним смерть встречу! Мое слово передай ему. Пусть он весточку пришлет деду Сургуну, когда ждать мне его. Отец мой на ладан дышит, а от Марии-ведьмы наш сговор скрывать надобно.