Старушки подружки

– Вот, дура! А я для неё всё бросила, сюда прискакала, сломя голову, а она всё испортила.

– Ничего я не портила.

– И что мне с тобой делать теперь?

– Ничего. Я вот сейчас оденусь. Пойду и сама ему всё расскажу. И про себя, и про тебя всё расскажу. Какая ты вредная. Всегда мне настроение испортишь.

Ася неуверенными шагами направилась к шифоньеру, чтобы выбрать себе подходящее платье и в это время сильно пошатнулась. Софья Михайловна метнулась вперед и умело подхватила её под руки.

– Упади ещё да сломай себе чего-нибудь.

– Не хватай меня, – огрызнулась Ася. – Я сама.

В конце концов, Софья Михайловна усадила Асю на диван, и сама села рядом.

– А может и правда – не ходить никуда, – начала она рассуждать вслух. – Для чего тебе эта обуза? Это переживание… Без любви оно как-то спокойнее. Как-то проще… Вот ты ещё ничего ему сказать не успела, ничем себя не проявила, а уже переживаешь. А переживать нам, старым людям, нельзя. Не дай Бог давление поднимется или ещё чего хуже.

– Я не старая ещё, – снова огрызнулась Ася.

– Нестарая, нестарая. Верю. Но мне что-то не хочется в этот омут с головой… Здоровье уже не то. Прибежала, а не хочу.

– А я хорошо себя чувствую. И омут этот мой. Ты тут ни при чем.

– Хорошо, хорошо. Твой омут. Ладно. Только всё равно надо сто раз подумать, чтобы сделать первый шаг.

– Я думала, я отмеряла, – промямлила Ася.

– Потом пути назад не будет…

– Почему? – встрепенулась Ася, пытаясь сделать строгое лицо и умные глаза. – Почему это?

– Времени не останется, – с печальным вздохом проговорила Софья Михайловна. И Ася неожиданно почувствовала, что её подруга права. Эта вредная старуха в шляпе говорит то, что Ася подсознательно чувствовала, но не могла сформулировать… Она говорит правду. Ту правду, о которой не хочется думать, о которой не хочется вспоминать. Один неверный шаг и привычный ритм жизни может измениться. Всё надо будет строить заново. Привыкать, подстраиваться, прощать обиды, переступать через себя. В молодости-то это происходило как бы само собой, легко и безболезненно. А сейчас… Что будет сейчас? Весна пройдет, чувства улягутся, вернется в душу былая трезвость. И что тогда? Рядом с ней будет человек, которого она совсем не знает. Каким он был в молодости, каким был в зрелые годы?

Мужчины недолговечны. Скорее всего, у него уже куча болезней. Много денег уходит на лекарства. Наверное, дети есть, которые вовсе не обрадуются появлению новой спутницы у папы. Дети начнут её подозревать в том, чего нет. Обвинять в том, чего не было. Строить интриги. Потом кто-нибудь из них решится высказать ей всю правду в глаза. И эта правда будет с криком, с ненавистью, с угрозами. И тогда у него или у неё случится инфаркт или инсульт… И будет поздно говорить о весне, о внезапно нахлынувших чувствах. О том, что никакого подлого умысла не было. И коварного расчета не было тоже. Только чувства.

– Ты права, – после паузы проговорила Ася.

– Что? В чем? – не поняла Софья Михайловна.

– Во всем права… Не для меня этот омут.

– Вот. Одумалась, наконец, – обрадовалась Софья Михайловна. – А я, откровенно говоря, хотела сразу тебе об этом сказать. Но не решилась. Не захотела тебя расстраивать. Но, слава Богу, ты сама поняла. Слава Богу, одумалась.

Софья Михайловна обняла подругу за плечо, прижала её хрупкое тело к себе, потом провела рукой по тонкой спине и почувствовала, какая она родная, какая беззащитная вся. Без неё будет очень грустно. Если у Аси появится Павел Борисович, они уже никогда не будут так вот спокойно сидеть на диване и обсуждать свои женские проблемы. Ася доверчивая и глупая. Она если по-настоящему влюбится, жизнь отдаст за этого старика с детской площадки.

– Ну, не будешь знакомиться с ним? – повторила Софья Михайловна, чтобы успокоиться.

– Не буду.

– Ну и правильно.

Болезнь

От переживаний и недоразумений, связанных с любовью, Ася заболела. Она лежала на кровати и громко охала. Ей казалось, что она умирает. Последние несколько дней её преследовала слабость, а сегодня к слабости добавилось головокружение. Ася приняла таблетку аспирина, поела овсяной каши на половинном молоке и легла на кровать.

– И зачем только полюбила я? – рассуждала Ася вслух, лежа на кровати. – Лучше бы я жила как прежде. Бестолковая! И чего только не хватало мне? У меня же всё есть. И квартира у меня большая, и кухня удобная, и ванная комната со всеми удобствами… Зимой, правда, там немного холодновато бывает. Из вентиляции чужим обедом пахнет. Но это ничего. Даже у Софьи Михайловны ванная комната меньше. И кухня у неё маленькая. У неё же хрущевка обыкновенная, у Софьи-то, а у меня дом послевоенной постройки. И потолки у меня высокие.

Ася посмотрела на потолок.

– Надо бы перекрасть потолок-то, – решила она. – Пожелтел уже. Выцвел. Да кто же теперь потолок перекрашивать будет? Сына со снохой не допросишься, а дочери нет. Если бы дочка была, она бы помогла в этом деле. Но бог не дал.

Ася перевела взгляд с потолка на стену. Стена была голая как одиночество.