Старые, малые и другие

Пращур нашей героини по отцовской линии пожаловал в Москву в наполеоновском обозе, во время пожара в Первопрестольной спас из Покровского собора бедную церковную мышь, женился на ней, зажил размеренной жизнью московского обывателя, обрусел, не утратив, однако, парижского шарма, наплодил неисчислимое потомство, романтическая история отца-основателя стала важной частью большого семейного предания, по мере сил украшаемого каждым новым поколением, но от этого ничуть не теряющего (скорей прибавляющего) в аутентичности.

Рука судьбы подкинула праотца Одинокой Мыши по материнской линии (тогда еще неразумного мышонка) в карету, повлекшую Алтер Ребе по злому митнагедскому навету в Петропавловку, где в сырой и темной камере делил с праведником кров и стол, ел благословленный им хлеб, возрастал у его ног, питался медом его мудрости, праздновал с ним святую субботу, присутствовал даже и при беседе его с самим государем-императором, посетившим (инкогнито) сидельца в узах, за что прославился во многих мышиных поколениях, любил при случае (порой, особенно в старости, невпопад) процитировать Ребе, почитал его своим учителем, с чем Ребе вряд ли бы согласился.

И так вот неторопливо, любовно, со знанием дела, с улыбкой перебирает Улицкая узелки семейной памяти, покуда не доходит до Одинокой Мыши, родившейся на скрещении дорог двух некогда славных и столь непохожих друг на друга семейных кланов.

Улицкая поступает так во всех своих романах, однако же после процитированного пассажа, противу обыкновения, не отправляется с читателем на запланированную историческую экскурсию, проведенную мной по крайне урезанной, основанной на сомнительных, попросту баснословных фактах, программе, но кардинально расправляется со всеми шестью не заслуживающими внимания поколениями родственников, так что несчастная мышь и впрямь оказывается бесконечно одинока.

Ее муж еще в молодые годы утонул в большом кувшине молока, дети выросли и переехали в другой город, кроме одного сына, который и вовсе поселился на пароходе, а пароход ушел в кругосветное плавание, и с тех пор ни о пароходе, ни о мышонке ничего не слышали. Родители Мыши и ее деревенская родня погибли от несчастного случая: старая изба, в которой они жили, сгорела вместе с большой мышиной семьей.

О судьбе прочих пострадавших или не пострадавших от огня обитателей старой избы сказительница умалчивает и правильно делает: с мышиной точки зрения, их судьба не представляет ни малейшего интереса.

С жалкими остатками фамилии Мышь общается посредством поздравительных открыток общим числом 188. Писание становится едва ли не главным ее занятием, в каком-то смысле Одинокая Мышь – коллега Улицкой. Правда, у Улицкой тиражи больше. Деревенская родня Мыши неграмотна: не то что ответить, они и прочесть-то приветы своей одинокой родственницы не в состоянии, что касается уцелевшей городской части клана, им все как-то недосуг ответить, а не исключено, что и прочесть. Отсутствие обратной связи не смущает писательницу: во-первых, она исполняет моральный долг, во-вторых (а может, как раз и во-первых), ей просто нравится это занятие, в-третьих, оно делает мышиную жизнь осмысленной, есть еще и в-четвертых: интровертная героиня не больно-то и нуждается в обратной связи, в самом деле, что они могут ей ответить, чего бы она заведомо не знала, что их жизнь – так, возня мышиная, в сущности 188 родственников присутствуют в ее жизни чисто виртуально – как персонажи большого эпистолярного романа.

Итак, бесконечно одинока, исторически, вопреки моему анонсу, не укоренена, никакого культурного бэкграунда, всем и всему чужая. Вымарываем из генеалогического древа самовольно нарисованных мною праотцев, какое нахальство лезть в чужие книжки, неймется, пиши свою, восстанавливаем статус кво, вымарываем, их не было, жаль, выглядели как живые, вымарываем и само древо, его тоже не было.

Чем занимается на этом свете Одинокая Мышь, помимо писания поздравительных открыток? Собирает по ночам со свалки нужные (кажущиеся нужными) и не очень вещи, авось когда пригодятся, порой странные и разнородные, всегда случайные, раскладывает согласно классификации (плод систематического мышиного ума) в бесчисленных ящиках грандиозного шкафа.