Старый рыцарь

— Я стану добрее, когда Воин меня излечит, — вечно недовольное лицо Бельтреса скривилось, рот на его лице стал похож на трещину в сухом дереве, — То бишь в чертогах небесных, после своей смерти. Надеюсь, моя больная нога позволит мне до них дойти. А теперь иди, лекарь, мне нужно готовиться к долгому пути. Пропускают туда только с мечом в руках — острие клинка отворяет врата Воина, но из гниющей плоти получится плохой ключ. Мне нужно сковать новый.

Глава 23

Взгляд Воина

Он шел медленной хромой походкой, мерзлый рассветный ветер теребил полы грубого плаща. В это утро Бельтрес кутался в шерстяную ткань, будто забыл о данных обетах лишений плоти. Наверняка, оторн Каллахан был бы доволен, что он встал так рано, вот только тот находился уже далеко и не почтит суд своим присутствием, второй по счету за турнир. Каллахан и Асгред теперь странники, отправившиеся на край света — туда, где море впадает в бездну.

Высокий титул требовал пышности окружающего. На этот раз для суда было выбрано турнирное поле, вместившее в себя остальные высокие титулы, любопытно взирающие на стражников, втыкающих факелы в окропленную росой землю. Пологую возвышенность, плавно стекающую с подмостков горы Перемен, усыпали неравнодушные зеваки. Те встали задолго до начала суда, а некоторые и не ложились вовсе. В эту ночь в зияющие глотки рассказчиков пролилось много вина и крепкого эля. Вино рассказывало людям, что вепрь свиреп и умел, и это будет знатный бой. То, что состоится суд поединком, стало известно накануне — это был праздник Воина, могло ли быть иначе? Не часто доводилось видеть алую кровь на доспехах знатных кабанов, как и доспехах шипящих змей, падающих звезд, рыб в пенящихся волнах морей и всех остальных знатных и не очень особ. В это утро народ в очередной раз показал любопытство до чужой крови.

Мягкий песок расходился под ногами, но не мешал ходьбе: земля под ним оставалась тверда, как и всегда. Лошадиные копыта знали толк в хорошем беге, их знания пригодятся и человеческим стопам. Турнирное поле оцепили стражники. Все гадали, кто из них разобьёт стройную цепь вороненых стальных жемчужин, подняв прямой меч на противника. Каждый из них казался высок, статен и непобедим. Северная скала против южного вепря — шеи тянулись к небу, превращаясь в гусиные.

Глубокие ложи, раскрыв свои рты, усадили лордов, леди и их наследников в удобные стулья с мягкими обивками, и те походили на пестрые зубы в улыбке задорного шута. На ветру трепыхались палантины, призванные защищать от солнца и озноба. Но в это утро прохлада пробиралась не со стороны ветра, и зябли все. Рассвет только зачинался, в сумерках просыпающегося дня многие не могли разглядеть друг друга. Этого и не требовалось — то, что имело значение, было освещено как нельзя хорошо. Высокие факелы оцепляли бойцовую площадь, призванные пролить свет на справедливость суда. Факельное пламя шкварчило, выплевывая искры. Оранжевый свет разрезал сумерки, отплясывая весёлый танец на заспанных лицах. Лорд Уолгот Бордовый сидел ближе к полю, прямо над ложами, находящимися ниже соли. Он все время менял положение тела, и его внушительный живот ходил ходуном, словно желе.

После того, как прибыл Верховный оторн, проковыляв к твердому стулу, находящемуся на бойцовой площади, затрубили трубы. Бельтрес встал, а за ним все остальные. Король Реборн Блэквуд занял свое место после того, как старательный герольд назвал все чины и титулы. Королева своим присутствием суд не почтила. Вид крови пугал монаршую особу, и никто даже не удивился, что Исбэль Блэквуд отсутствовала.

Наступила гнетущая тишина. Под любопытные взгляды толпы король оглядел присутствующих, задумчиво уперевшись локтем о трон и положив седеющий подбородок на крепкие пальцы. На него смотрели лорды и леди, их дети, пажи и слуги, трезвеющие подданные и только набирающие хмель повесы, его стража, оторны, собравшиеся вокруг верховного и даже факелы, глядящие оранжевым пламенем прямо ему в лицо.

Король Реборн Блэквуд кивнул, не нарушая тишины. Толпа оживилась, прошел ропот. Оторн Бельтрес сделал хромой шаг вперёд, оставив позади своих помощников. Плащ свисал с его плеч, казавшихся больше, чем обычно.

На площадь ввели подсудимого. Желе на животе лорда Уолгота Бордовея вовсе потеряло свой покой. Зрители стали перешёптываться, закрывая ладонями уши слышащих, будто это скрывало то, о чем они говорят. На самом деле слова эти были не для кого секретом — говорили-то все одно и то же. О вдове и старике, которого затоптал дикий вепрь. А ещё говорили, что Фолкмар этот — чудовище. С огромными клыками, красными глазами и когтями, роющими землю. Потому и выжил. Кто же уйдет живым от кабана? Другие утверждали, что никакое он не чудовище, а просто дряхлый старик, не забывший своих обетов. А выжил он потому, что вепрь оказался не кабаном, а свиньёй. А такая даже если и собьёт, то никакого проку от того не будет. Свинью оседлать может и старик, и даром, что ему стукнуло восемьдесят.