Старый Сантос и его потомки

Позднее, когда возвели понтонный мост невдалеке от поселка и на запад потянулись колонна за колонной, Леся стояла на краю дороги, оглушаемая скрежетом металла и ревом моторов, и жадно всматривалась в усталые лица солдат и командиров. Особенно сильно забилось сердце, когда она увидела танки, приближавшиеся к переправе. Возможно, Самуил где-то там, в грозной машине? Но как же его увидишь, как найдешь среди этого грохота и облаков едкой пыли? К тому же не все танкисты стоят, высунувшись до половины из открытых люков…

Еще одна колонна прошла, но своего милого Леся так и не увидела. И совсем пала духом, печально отошла в сторону. Если б он был среди этих танкистов, то непременно выглянул бы из люка, как другие это делали, — хоть на мгновенье выглянул бы. Ведь это его родной край. Он ведь знает, с каким нетерпением она ждет мужа… Здесь живут его мать и отец, родня, его дочь и она, Леся… Он, конечно, рвался сюда… Так где же он?

Самуил не пришел. И впервые за все время она с болью подумала, что его уже нет в живых, что он погиб и она осталась вдовой-солдаткой, как многие в округе. Леся потеряла покой. Завидовала Руте, которая в это время была где-то рядом со своим любимым, на войне, и ей не приходилось переживать то, что переживает она, Леся, теперь… Как бы Руте ни было тяжело, она вместе с Симоном. Что по сравнению с этим все тяготы?

Столько людей проходит мимо, а того, кто нужен Лесе, нет и нет. Какая жестокость. Какой печальный удел. Огромная радость, охватившая всех в Ружице и Лукашивке, для нее померкла, и щемящая боль обжигала сердце.

Леся долго стояла на перекрестке. Потом отвела девочку к бабушке, а сама побежала к переправе помогать носить бревна и пилить доски. Надеялась, что так ей будет легче на душе. А шум проходящих колонн постепенно затихал. Она видела, как последние машины перебрались на ту сторону Днестра. Все затихло, и только понтоны мерно покачивались на реке. Леся, удрученная, отправилась домой. Какая она несчастливая! Вот и кончилась ее жизнь! Она уж никогда никого не сможет полюбить, не сможет начать все сначала.

Рано утром, когда взошло солнце, Леся накормила дочку, причесала, одела, собрала игрушки, велела никуда не уходить, слушаться бабушку, а сама пошла по поселку собирать детей-школьников.

Вскоре почти все были в сборе. С шумливой детворой опа отправилась к разрушенному зданию школы.

Леся знала, сколько глаз будут смотреть на нее, и понимала, что не должна показывать свое горе. Она надела ту же юбку и ту же вышитую блузку, в которых была в тот памятный вечер, когда прощалась с любимым.

Впервые за эти годы в запущенный и захламленный школьный двор собралось столько детворы. Леся заметила, что и ребята сильно изменились, в их глазах еще таилась тревога, и они настораживались, когда за Днестром усиливалась канонада. Ребята были старательные и послушные, послушнее, чем когда бы то ни было, любое указание своей учительницы выполняли быстро и тщательно.

Леся была взволнована. Давно ее не окружало такое количество детей. Работа целиком поглотила ее, и опа почувствовала себя среди учеников увереннее и спокойнее.

Ребята очищали двор от хлама, сносили мусор и обломки к огромным кучам, которые потом жгли. После этого взялись приводить в порядок помещение — ведь школа стояла без окоп, без дверей, обшарпанная, с разбитыми стенами.

Из-под груды щебенки, песка и глины ребята вытянули несколько промокших, покореженных учебников. Кто-то вытащил из-под рухнувшей стенки измятый глобус, кто-то принес обломок классной доски. Ученики сносили в одно место все найденное, отлично понимая, что, пока будет грохотать артиллерия и самолеты не перестанут бросать бомбы, тяжело будет с учебниками и разного рода пособиями. Дети считали себя счастливыми: ведь с ними их самая любимая, самая хорошая учительница Леся Матяш! Она, конечно, начнет занятия, как только они приведут хотя бы в относительный порядок помещение разрушенной школы.

Старый Меер Шпигель тоже пришкандыбал сюда на своих костылях и взялся по мере сил помогать. Кончилось тем, что он стал в новой школе вахтером. Он до этого отправился было на плантацию, где хлопотал Гедалья со своими людьми, обрабатывая лозы, и просил дать ему лопату, но бригадир поблагодарил его и посоветовал пойти домой. Ему, мол, теперь будет трудно работать, как-нибудь обойдутся здесь и без него. Немало времени еще пройдет, пока восстановят винодельню, где он много лет был сторожем, а теперь остался, выходит, не у дел… Но сидеть сложа руки было не в его привычке.

Ребята относились к этому добродушному и веселому деду с большим уважением, не давали таскать тяжелые камни, браться за сложную работу и в то же время беспрекословно подчинялись ему, вмиг выполняя все, что он требовал от них.

Несколько дней с утра до ночи кипела работа в школьном дворе. На помощь пришли из Ружицы и Лукашивки взрослые, они посадили цветы, из полуразрушенного подвала извлекли запрятанный там бюст Ленина и водрузили на гранитной глыбе посреди очищенной от хлама клумбы.