Старый шут закон

— А почему я прошу вас говорить одну правду? Только ли потому, что в Библии сказано «не солги», или, как говорил Линкольн, «честность — лучшая политика»? Нет, не только. Есть куда более важные причины. Во-первых, если вы будете говорить правду, то вас не смогут вдобавок ко всему прочему посадить за лжесвидетельство. Во-вторых, легче сказать правду, чем запомнить все, в чем вы солгали, и не запутаться. В-третьих — и это самая важная причина из всех, — ложь может погубить обвиняемых, ваших друзей, и испортить все дело защиты. Сейчас объясню.

— Предположим, к примеру, что мистер Галиндо действительно находился в переулке, и предположим далее, что он видел, как другой обвиняемый, скажем Поло Гарсиа, поднял маленькую девочку, сбитую в давке после первых выстрелов — тех самых выстрелов, которыми, по свидетельству Бэрнса Боллинга, был убит шериф. Если мистер Галиндо покажет, что Поло Гарсиа никак не мог застрелить шерифа, потому что в этот самый момент поднимал с земли маленькую девочку, то его показания могут изменить судьбу обвиняемого. Но, положим, вместо того чтобы сказать правду, мистер Галиндо побоится признать, что находился в переулке (помните, что это только придуманный мною пример). Итак, мистер Галиндо лжет. Он утверждает, что не был в переулке, а поэтому не мог видеть, как Поло поднял девочку. И вот показаниям Поло никто не верит, и он осужден. Объясните, пожалуйста, миссис Гарсиа, что я говорю все это только для примера — я вовсе не утверждаю, будто ее муж действительно был в переулке.

Переводчица стала объяснять все это по-испански, а миссис Гарсиа — она оказалась той самой слепой, которую Олли вытащил из ручья, — закивала в ответ головой.

— Иными словами, друзья, надо думать не только о себе, не только, как спасти свою шкуру или репутацию. Мы должны помогать друг другу — один за всех, все за одного, точно так же, как и во время забастовки. Что скрывать, дело это опасное. Но ведь в пикете тоже опасно, потому что подосланные бандиты могут избить тебя или даже убить. Но ты все-таки идешь, потому что единственный способ победить — это держаться всем вместе. Так и здесь. К тому же правда на нашей стороне. Поэтому надо говорить правду и отстаивать ее в борьбе против лживых измышлений. Конечно, как и во время забастовки, кто-то может пострадать, но…

Резкий свет фар ослепил Эллсберга прежде, чем он услышал шум машины. Судорожно и как-то виновато он закурил сигарету, которую держал наготове, и направился к остановившемуся автомобилю.

— Не серчайте на меня, мистер Шермерхорн, — проговорил он. — Маленький перекур. Больно уж ветром продувает. Пришлось зайти за дом, а то и не закурить никак.

— Курите, сколько душе угодно, — ответил Шермерхорн, вылезая из машины. — С полицейским эскортом надо обращаться бережно. Хотите зайти и немного погреться?

Однако Эллсберг почувствовал, что приглашение было сделано не от души; Шермерхорн, надо думать, разгадал уловку и понял, что он подслушивал. Эти крючкотворы ухо держат востро.

— Ничего, перебьюсь, — ответил Эллсберг, — не хочу мешать вашим разговорам.

Он надеялся, что Шермерхорн будет настаивать, и тогда ему удастся дослушать до конца. Но уж не везет — так не везет.

— Что ж, тогда посидите в машине. Там не дует. Я вас позову, когда мы устроим перерыв на ужин. Полагаю, ржаной хлеб с сыром вам не помешает.

Оливер был разочарован. Судя по подслушанному разговору, именно сейчас-то и начнется самое главное. Похоже, это дело может обернуться самым важным за всю его полицейскую службу — даже более интересным, чем приключение с блондинкой. И к тому же такую историю не стыдно рассказать Джен.

Глава 8

Черная месса

Бэтт Боллинг швырнул газету на пол.

— Налить еще кофе? — спросила мужа Эгги. Она мыла у раковины посуду. Вытерев помятую алюминиевую кастрюльку, Эгги подняла руки, чтобы повесить ее на стену, и стала похожа на измочаленного боксера, цепляющегося в нокдауне за канаты; затем подошла, подобрала газету и аккуратно сложила.

Бэтт словно не слышал вопроса.

— Ко мне зайдут, — проворчал он вставая, — скажешь, что я внизу. Жду.

Эгги побледнела. Ему было приятно услышать ее сдавленный возглас: «Боже! Не надо!» Он зубами передвинул сигару в другой угол рта и направился к лестнице в подвал.

Спускаясь, он криво усмехнулся. Чего же не подождать? Чем он хуже смазливой бабенки: знай себе жди — парни сами явятся. Давно, сразу же после свадьбы, когда он еще подшучивал над своей внешностью — что ни говори, а ведь Эгги он правился, — Бэтт частенько повторял: «Коли не уродился красавчиком, так лучше иметь харю, как у Квазимодо — уж тогда, черт возьми, тебя не проглядят. А как глаз положили, так стоит рукой вот так показать или задом взбрыкнуть — и дело в шляпе». Следуя этому правилу, он приучил себя никогда не махать кулаками до драки.