Старый шут закон

Такой жест шел вразрез со всеми представлениями провокатора о коммунистах, и он сознался, что во время беспорядков не то что в переулке, а и в самой Реате не был.

— Понимаете, товарищ, — обратился к нему Хэм, — мы пытаемся узнать здесь факты, именно о них рассказывала сейчас миссис Ковач — ведь она видела события своими глазами. Но у нас здесь не суд — мы готовы выслушать даже показания из вторых рук, лишь бы они были честными. И хотя вы не делегат, мы готовы предоставить вам слово. Как, товарищи, не возражаете?

Может, и не стоило называть этого типа товарищем (У легионеров, правда, такое обращение тоже в ходу) — в общем, псих снова завелся: мол, все вы тут «красные» и «погодите, на насилие мы вам ответим насилием», мол, всякие пришлые иностранцы, которым тут не нравится, могут убираться, откуда приехали, а что до него лично, так «он в этом гнезде предателей лишней минуты не останется и сообщит, кому следует, что здесь происходит».

Под свист и улюлюканье он вышел из зала. Хэм успокоился: типичный приемчик этих зубров — боднуть и уносить ноги. Можно представить себе завтрашнюю компостельскую «Таймс» — «ИНВАЛИД ВОЙНЫ ГЕРОЙСКИ ЗАЩИЩАЕТ ОТ КРАСНЫХ ЧЕСТЬ ФЛАГА». Но зато вместо двух-трех строчек на последней странице конференция попадет на первую полосу. А на делегатов обвинения не подействуют — сами все видели, скорее они возмутятся и примутся отстаивать правду. Да и интеллектуалы из салона Панси тоже, считай, напишут парочку писем в «Таймс», чтобы опровергнуть «ложную информацию». Так что провокация, решил Хэм, принесет больше пользы, чем вреда.

А вот второе происшествие, под самый конец заседания, было совсем неожиданным. Хэм уже приготовился внести предложение о перерыве до завтра, как вдруг в последнем ряду поднялся пожилой ранчеро и на испанском языке попросил позволения сказать несколько слов. Сегодня днем, заявил он, на него произвело глубокое впечатление…

Кто-то из делегатов, словно вторя мыслям Хэма, отозвался громким стонущим вздохом.

— Простите, товарищ, — прервал Хэм, — но сейчас не время возвращаться к тому, что было днем. Скоро полночь…

Ранчеро — он был высокого роста, с брюшком, с седой бородкой клинышком — продолжал говорить, словно ничего и не слышал. Хэм попросил Стива Сину переводить.

— Он просит извинить его, — объяснил Стив. — Но это, говорит он, очень важно всем, потому что…

— Пусть назовет себя. Кто он, делегат? Из какого округа или города? Чем занимается?

Стив повторил вопросы и перевел ответы.

— Я не делегат. Я только приехал навестить внука, он живет в этом пуэбло[135] (дружный смех). Я приехал несколько дней назад, из деревни приехал, моя деревня далеко отсюда, в округе Сан-Исидро, называется Plaza de los Cuatro Ritos — Четыре ручейка. Зовут меня Непомусено Инохос. Я фермер, а также Mayordomo de la Acequia Madre — смотритель оросительного канала Пресвятой Девы. Кроме того, я Hermano Mayor de los Hermanos Penitentes — старейшина тамошней общины Кающихся Братьев. А еще член комитета демократической партии нашего округа.

От такого обилия титулов брови слушателей полезли вверх.

— Простите, что я выставляюсь перед вами таким важным человеком. Просто хочу показать, что я не новичок в политике. Всю жизнь я имею дело с политикой и всю жизнь слышу — мы то сделаем для народа, мы это сделаем для народа… Ну а потом, когда народ выберет этих людей, они забывают про него, они и то делают, и это делают — но для самих себя. Однако сегодня я такой лжи не слышал. Ни одного раза. Нет. Все, что я слышал от сеньора, длинного, как стручок перца…

— Он еще и красный, как перец, — вставил Стив под общий хохот и, повернувшись к Хэму, сказал: — Это он о тебе, Хэмон.

Старейшина Кающихся Братьев серьезно кивнул и продолжал:

— И от сеньоры его жены, которая красива, как цветок Никарагуа…

— Ничего подобного, — не согласилась с переводом Стива женщина из ЛЕСИАР. — La flor nicaragua — это вовсе не цветок Никарагуа, это бальзамин, он и в наших краях растет.

— Ладно, пусть бальзамин, — ворчливо согласился Стив, — что я, садовник?

Хэм воспользовался паузой:

— Объясни ему, что муж миссис Ковач сидит в тюрьме, он один из тех арестованных шахтеров, которым мы хотим помочь.

Выслушав Стива, ранчеро серьезно кивнул.

— Он говорит, — продолжал переводить Стив, — вы так хорошо работаете вместе и так подходите друг другу, что он, понятно, решил, будто вы esposos, супруги. И вот что он еще говорит: всю мою жизнь — а мне уже семьдесят шесть — я имею дело с политикой, но первый раз в жизни я вижу, чтобы люди так объединялись. Много раз я слышал раньше слова «братья» и «сестры» и даже companeros, компаньоны, или compadre, — не знаю, как это перевести…

— Кум, — подсказал кто-то из мужчин.

— Задушевный друг, — поправила женщина.