Старый шут закон

Впрочем, очень может быть, что кандидатура Берни выдвигаться не будет. Очень может быть, что в последнюю минуту Арта Хьюи «уговорят» баллотироваться на второй срок и у Берни развяжутся руки для участия в этом деле. А уж если Берни захочет нажить себе на нем политический капитал к следующей предвыборной кампании, которая состоится через два года, если он начнет выступать в роли защитника коммунистов и интеллигентской сволочи, — что ж, отвести его кандидатуру они всегда успеют. Спешить некуда, зачем предвосхищать события?

И вот, все взвесив и обдумав, Соумс решил, что пора пресечь грызню между Луисом, Беном и Джигом и показать им свою власть — показать власть, сложив с себя ее бремя.

— Ребята, дело ведете вы, — сказал он. — Я говорил вам не раз и не два, что моя роль сводится к роли наблюдателя, ну, если хотите, к роли советчика, который защищает интересы нашего штата в целом. Реата это или любой другой округ, рабочие или любые другие слои населения, данные конкретные граждане или любые другие — мне, как политическому деятелю, безразлично. Но мне не безразлично, каким образом будет вестись это дело, ибо оно затрагивает интересы всего штата. И я считаю, что, отводя судью Бека сейчас, мы в самом начале процесса рискуем вызвать некоторую предубежденность против обвинения. Сейчас я поясню свою мысль.

Разглядывая их физиономии, он втайне забавлялся. Бен, самый умный из троицы, видимо, в общих чертах знал, что им собирается сказать Соумс. На лице Луиса было наивное любопытство, Джиг радовался — раньше времени, — что его мнение нашло поддержку, и уже, наверное, поздравлял себя с повышением, которое рассчитывал получить на этом деле. Соумс начал говорить, обращаясь к Бену, но глядя то на Луиса, то на Джига:

— В нашем штате закон об отводе судьи никогда не пользовался особой популярностью. И прошлой весной, когда судили этого убийцу-навахо, пользы он никакой не принес. Люди убеждены, что судью следует отводить только в одном случае — если он пристрастен. Если же его отводят без объяснения причин, в глазах общества это будет лишь доказательством того, что он беспристрастен и что вы хотите заменить его судьей, который будет стоять на вашей стороне.

— Святая правда, именно такого судью нам и надо, — вполголоса проговорил Луис. Все рассмеялись, и обстановка разрядилась.

— Ладно, Дьюи, — сказал Бен. — Дадим ему время, пусть доказывает свою пристрастность. Ведь в конце концов нам все равно его придется отвести. Вопрос только в том — когда.

— А собственно, зачем нам его отводить? — Дьюи улыбнулся и потрогал пальцами кончики усов. Бен на секунду умолк, но Дьюи, не дав ему опомниться, продолжал: — Что лучше, — лучше для вас, hombres[105], и для нашего штата, — выиграть процесс с держимордой в судейском кресле, который стоит за вас горой и не дает защите рта раскрыть, чтобы потом верховный суд штата отменил его решение, или выиграть тот же самый процесс с судьей-либералом, который всегда берет сторону подсудимого, если нет доказательств его вины, лезет из кожи вон, стараясь быть «беспристрастным» и «справедливым», и лишает обвиняемых какой бы то ни было возможности подать апелляцию?

— Ваши доводы убедительны… — начал было Бен, Дьюи продолжал:

— Позвольте мне прочесть вам несколько строк сегодняшней передовой «Демократа».

— Я читал ее, — возразил Бен.

— Но, видимо, не заметили главного, — оборвал его Дьюи. — Слушайте… вот: «Наш долг — подойти к этому делу с величайшим вниманием и осторожностью, ибо в нем замешаны голодные невежественные люди, люди, которых подстрекают продажные агитаторы, эксплуатируют продажные политические деятели и которые живут в краю, славящемся своей коррупцией и презрением к закону». И дальше: «Быстрые и решительные действия следует приветствовать лишь в том случае, если они будут сочетаться с вдумчивостью и сознанием ответственности, иначе может совершиться несправедливость и профсоюзные деятели пригвоздят нас к позорному столбу. Если мы не хотим превращать обвиняемых в мучеников — на самом деле или в чьих-то глазах, — мы должны отнестись к ним ко всем без исключения как минимум с тем же уважением, с каким отнеслись, например, к сенатору Махони во время суда над ним».

Соумс поднял глаза от газеты и наконец-то посмотрел на Бена в упор.

— Это только первая ласточка, — сказал он. — Дальше будет хуже, учтите. Гораздо хуже.

— Вы не дочитали, есть еще одно интересное место, — сказал Бен, и краска медленно начала заливать его лицо и шею. — Там, где говорится о применении «чудовищного по своей нелепости древнего закона о наказании за участие в бунте…».