Старый шут закон

Потом Хэм рассказал об успехах, которых добились сегодня их защитники в Идальго. Джо Старов только что получил от мистера Хогарта телеграмму. Тот сообщает, что к делу подключен еще один адвокат, что они требуют освобождения заключенных из тюрьмы до суда, что судья назначил новое предварительное слушание и что, готовя к этому слушанию материал, оба защитника приезжают завтра в Реату расследовать обстоятельства, при которых произошли волнения, будут беседовать со свидетелями и так далее.

— В прошлый раз, когда вы пытались встретиться с мистером Хогартом, вам не повезло, я это знаю, товарищи, — его заставили уехать из города, угрожая оружием, но сейчас он приедет как официально утвержденный защитник, губернатор обещал ему охрану, и теперь уж у нас осечки быть не должно.

На лицах женщин Конни увидела то же сомнение, что шевельнулось в ней: ох, что-то тут не так, защитнику простых рабочих губернаторы из капиталистов охрану давать не станут, однако смолчала.

— Это не все, есть еще хорошие новости. В сегодняшней вечерней газете напечатано, что из тюрьмы выпустили несколько человек, потому что в то утро их не было в Реате, они гостили у родственников…

— Да, и один из них — Эспиридон Хомес, — подхватила Марта по-испански. — Я видела его, когда шла сюда. Он только что приехал из Идальго на автобусе. Рассказал про моих мальчиков — ничего, говорит, держатся молодцом, и остальные тоже, даже Вуди Лусеро, нога у него заживает, а Мигеля Ковача навещают жена и сын — вот кому повезло!

Женщины набросились на Марту с расспросами, и Хэм решил им не мешать. Он понимал, как им хочется поскорее сообщить своим подругам, что их мужья здоровы и не унывают, сразу же после собрания они побегут к ним. Добрые вести были у них такой же редкостью, как золотой самородок у старателей, и потому все спешили порадоваться удаче вместе с друзьями.

Наконец Марта рассказала все, что знала, и тогда Консепсьон достала заметку о заявлении Хогарта, прочла ее вслух и потом перевела на испанский, чтобы каждый понял все до последнего слова.

— Так вот, camaradas[110], я вас спрашиваю, зачем этот самый мистер Хогарт обвиняет товарища Хэмона? У нас, испанцев, есть dicho[111]

: «Buen abogado, mal vecino», то есть «Хороший юрист — плохой сосед». Да как этот Хогарт смел…

— Товарищ Канделария, вы нарушаете повестку дня. — Хэм обратился к ней официально, но видно было, что ему приятно ее возмущение, и она решила продолжать.

— Хэмон нам ничего не навязывал, мы сами на это согласились, все до одного. Приняли решение сообща. Как только мистеру Хогарту не стыдно!

Женщины кивали — да, верно, Консепсьон правильно говорит, — но Хэм начал ей возражать, и они подумали, что ведь и он тоже прав.

— Во-первых, откуда ты знаешь, что Фрэнк действительно это сказал? Неужели ты так доверяешь «Лариат»?

Она откинула назад волосы, чтобы отвлечь этим движением внимание от своей улыбки, которой она не могла прогнать. Ей нравилось вести с Хэмом такой спор — она его изо всех сил защищает, а он ее осаживает.

— А во-вторых… — На миг взгляд Хэма сделался пустым, будто он не имел ни малейшего представления, что сказать. — Во-вторых… — Однако он тут же собрался с мыслями. — Формально он прав: я не имел права советовать вам соглашаться на условия Бэрнса. Но это обстоятельство дало Фрэнку формальное право требовать нового предварительного слушания. И его требование было выполнено! Так что мой промах сослужил нам службу. Поэтому, товарищи, когда вам в следующий раз захочется рассердиться на юриста, сначала хорошенько…

— Подумаешь, какая нам разница? — Конни посмотрела ему прямо в глаза. — Все равно это называется травля «красных!» — Она не понимала, что случилось с Хэмом. Его ударили по правой щеке, а он подставляет левую — зачем? — Решение Хэма спасло многим жизнь, и я предлагаю принять резолюцию в поддержку товарища Хэма. Давайте проголосуем!

— Я за, — сказала Елена. — И катись они все к чертовой матери!

Хэм не мог скрыть, как он им благодарен. С нежностью глядя на Конни своими серыми глазами, он сказал:

— Это — другое дело, это — пожалуйста. А то взялись поносить Фрэнка за слова, которых он, может, никогда и не говорил. А если и сказал, то с полным основанием. Обсуждать резолюцию будем?

— Никакого обсуждения, голосуем!

Все сказали: «Я — за», не дожидаясь его вопроса.

— Председатель не голосует. Есть кто-нибудь против?

Все засмеялись.

— Единогласно, — сказала Конни и что-то быстро записала на клочке бумаги.