Старый шут закон

Они с Фрэнком обсудили (по настоянию Фрэнка) свои политические разногласия в первую же встречу, в понедельник, перед визитом к судье Беку. Фрэнк представился как «гуманист, марксист и демократ — просто демократ, а не член демократической партии», а Пол как «республиканец — не просто республиканец, но еще и член республиканской партии, — линкольн-джефферсоновского толка». Пол только потом понял, как забавен был весь тот разговор — стремясь точнее определить точку своих расхождений, они выбрали вопрос более чем семидесятилетней давности: отношение Линкольна к рабству и его отмене. Пол защищал решения Эба как единственно верные в той обстановке, колебания, нерешительность тут ни при чем, настаивал он, Линкольн крепко оседлал подвижную, беспрестанно изменяющуюся реальность, которая сбрасывала куда более искусных ездоков. Фрэнк, напротив, причислял себя к одержимым приверженцам аболиционизма, опередившим свое время мечтателям, с которыми Линкольн пришел к согласию (как придут в конце концов и члены республиканской партии). Пол рассмеялся.

— Я готов согласиться хоть сейчас, мистер Хогарт, если вы объясните мне, как на практике материализовать ваши мечты об идеальном устройстве общества. Другими словами, главное различие между нами — не в конечных целях, а в средствах их достижения. Однако я смею надеяться, что в жестокой реальности судебного заседания вы не позволите себе руководствоваться призрачными видениями.

В плане теории к согласию они так и не пришли. Тем не менее выработали, как определил это Фрэнк, «платформу единого фронта», Пол выразился проще — «достигли компромисса», а уточненная совместными усилиями формулировка гласила: «компромисса в тактике, но не в принципах».

Пол будет считаться авторитетом во всем, что касается законов, суда и судопроизводства, а вот вне стен суда и в особенности на предсудебной стадии — в организации общественного мнения, в определении генеральной линии действий, в связях с прессой — значительный опыт Фрэнка обеспечивал решающий голос ему, «хотя, разумеется, мы будем консультироваться на каждом этапе».

— Разумеется!

Однако это «разумеется» наверняка трудно будет проводить в жизнь, и особенно в вопросах гласности и пропаганды. Так, к примеру, минуту назад Фрэнк объявил собравшимся, что Фарли О’Брайен «приставил пистолет к животу мистера Шермерхорна» — ничего подобного О’Брайен не делал. Ну да, фраза прозвучала очень живо и подчеркнула явное несоблюдение законности в Реате. К тому же, если сравнивать с теми искажениями фактов, к которым, освещая события, прибегала другая сторона, Фрэнк был сама достоверность. И все же…

В общем-то, совершенно очевидно, что в этом деле, на всех его стадиях, будет трудно соблюсти джентльменский кодекс. Некоторые джентльмены уже отреагировали на их совместную работу с отнюдь не джентльменской резкостью. Самый свежий пример — его сегодняшний разговор с реатинским адвокатом Херли Робертсоном.

Пол знал, что Робертсон — один из тех юристов, кто на прошлой неделе отверг просьбу Фрэнка о помощи. Тем не менее в данном случае можно было найти смягчающие обстоятельства: Херли был твердолобый консерватор старой школы. С тех пор как несколько лет назад Херли выдвинул Пола на пост председателя адвокатской коллегии штата, они стали довольно близкими друзьями. Пол отклонил тогда высокую честь по причине слабого здоровья Сибил (председателю приходится постоянно разъезжать по штату), но не было случая, чтобы, приехав в столицу, Херли обедал не у них. Однако сегодня, когда Пол позвонил ему установить, который из двух Элвудов, значащихся в адресной книге, наниматель Моби Дугласа, ответы Херли звучали очень сдержанно, он опустил обычные любезности и на сей раз не говорил, как повезло подзащитным, что он их защищает. Вместо этого он позволил себе весьма тяжеловесную шутку — дескать, смотри не наберись насекомых от своих теперешних клиентов. А когда избавишься от всей этой нечисти, обязательно приходи. Рад буду повидать тебя, старина.

Все ясно: когда избавишься от этого «красного» дела…

Пол, однако, решил сделать вид, что не понял намека. «К сожалению, мы страшно заняты, — сказал он, — завтра надо возвращаться, очевидно, зайду уже в следующий приезд. А знаешь, Хогарт обаятельнейший человек, — продолжал он, — и, кстати, у вас общее хобби — борьба с эрозией почвы. Так что не верь всему, что читаешь в газетах. Между прочим, жена у него француженка — надеюсь, ты все понял?»

Про жену он упомянул намеренно, чтобы опровергнуть басню, будто Миньон — русская. Но смягчить Херли было невозможно, и Полу послышался голос Сибил: «Я тебе говорила…»

Сибил! Он так и не позвонил ей. Как он мог забыть?