Статьи

Положение дел в приходе г. Ливанов описывает так (60): “причетники, особенно дьяконы, почти везде недовольны священником; последний со всем своим причетом редко похвалится благочинным, — никогда не скажет доброго слова о консистории; шепотом и оглядевшись, пожалуется и на более высокую власть; опишет множество поборов, взяток, чуть не податей, которые ему нужно платить предустановленным над ним властям… То старшина с ним обращается слишком гордо, то помещик притесняет его, то крестьяне составляют против него, или, лучше сказать, против его доходов заговоры” (61), “мироеды требуют, чтобы он пил с ними — иначе поп у них останется без куска хлеба”. Алмазов был не таков и за то “потерпел полное фиаско на сходе”. Но все это тем для нас интереснее, что Алмазов, приехавший “положить душу свою за овцы”, в качестве “идеального попа” все это превозможет и переделает по самому совершенному способу, который может нам служить образцом реформаторских фантазий рьяных нетерпеливцев вроде автора рассматриваемой нами утопии.

Пятнадцатая глава называется: “Кабинет священника”, — это очень курьезно: Алмазов нанимает дом в селе за 300 рублей; употребляет 200 рублей, чтобы “поставить его на порядочную ногу”, — дом имеет “зальце, хорошенькую гостиную, женский будуар (?!), спальную и кабинет, убранный оригинально” (62). Вот эта оригинальность, или, лучше сказать, — юродство (ibid.): “над письменным столом своим о. Алмазов велел столяру устроить шатер деревянный, оканчивающийся крестом”, и обложился книгами, — одних книг Веры “доходило числом до 200 названий”, но что это за названия, автор не объясняет, хотя это очень интересно. Если можно держаться поговорки: “скажи, с кем знаком, и я скажу тебе, кто ты таков”, то так же удобно сказать: покажи, какие ты книги читаешь, и я скажу, “коего ты духа”, — число же книг само по себе не выражает физиономии чтеца. “Идеальную попадью” Веру Николаевну более характеризуют мелочи ее домоустройства (62): “к ней пришла на подводах рояль и все будуарные вещи”. В доме явились “белые кисейные занавесы на всех окнах, ковры в гостиной, будуаре, спальной и кабинете, картины и зеркала на стенах, городская мебель”. И Вера, “обозрев” дом, нашла, что все добро зело, — теперь, говорит, “можно жить по-человечески”; но только что учредилась эта благодать, как сейчас же погнал на нее грех: на “идеального” священника восстали весьма материальные враги сельского пастыря. Отсюда начало борьбы.

IV

Вводя рассказ в эту фазу, автор говорит: “ничто так не убило духовенства в России, как унизительная система поборов” (курсив подлинника). Этим “заградили ему уста к правде” (60). На 61-й странице автор продолжает: “19 число февраля 1861 года едва ли не сделало положение сельского духовенства еще хуже прежнего”. — “Новая сельская аристократия, несмотря на свое аристократическое происхождение, успела заразиться спесью бар”. Алмазов вышел на борьбу с этим злом; после первой же отслуженной им обедни он является с проповедью, после которой (70) “о нем не могли уже сказать, что это поп, каких много: он прямо ударил на жизнь современную”.

Чрезвычайно интересно, в чем “идеальный священник” видит из-под своего балдахина эту современность в приложении к людям сельского прихода. Это и раскрывается из его проповеди, из которой мы позволим себе сделать небольшую выписку: