Статуя сексуальной свободы

   Вороватая тетка его не услышала и, возможно, поэтому надела обувь обыкновенно, на ноги. Затем она потопала обутой в сапожок ногой по лужице, крякнула от удовольствия и зашагала себе дальше.

   В принципе, Гришка мог бы проорать наглой бабе простой и понятный приказ на общеупотребительном матерном языке, но в данный конкретный момент он боялся повышать голос из опасения разбудить вспыльчивую супругу. Дуся не стала бы разбираться, по чьей вине она потеряла новые сапоги и мирный сон, накостыляла бы по шее своему дорогому и близкому мальчику для битья – то есть мужу. Набросив поверх пижамы куртку и сунув ноги в башмаки, Григорий выскочил из дома и припустил вдогонку за воровкой.

   На улице он тоже не стал кричать, но уже по другой причине – чтобы не предупреждать преступницу о погоне. Эта тактика себя оправдала: преследователь обрушился на сутулую спину Рюмки совершенно неожиданно для нее. Зато начиная с этого момента оба орали, не закрывая ртов.

   – Ах ты, гадина! – ругался Гришка, пытаясь ухватить верткую Рюмку за ногу в ворованом сапоге. – А ну, отдай! Отдай!

   Рюмка, с пьяных глаз вообразившая, будто на нее, сильно похорошевшую в обновах, напал насильник, отбрыкивалась и истошно вопила:

   – Помогите, люди добрые-е-е!

   Против обыкновения, добрые люди появились без промедления. Милицейская патрулька вынырнула из тумана, уютно рокоча мотором и любопытно сверкая фарами. Младший сержант Дорожкин приоткрыл дверцу, некоторое время с весьма умеренным интересом понаблюдал любительский бой уличных боксеров в весе мухи, никакого внимания к своей персоне не дождался и, наконец, лениво гаркнул:

   – А ну, цыц, вы, оба!

   И в наступившей тишине устало спросил:

   – В чем дело, граждане?

   – Воровка! – вскричал в ответ Григорий и исхитрился сдернуть сапог с правой ноги зазевавшейся Рюмки, на основании чего та выдвинула встречное обвинение:

   – Насильник! Вишь, раздевает меня!

   – Да кому ты нужна, чучело! – завопил Гришка и нацелился на левый сапог.

   Рюмка снова завизжала, как зубоврачебная бормашина на высоких оборотах. Младший лейтенант Дорожкин под наплывом неизбывных воспоминаний детства неуютно поежился.

   – Саня, давай пока повяжем обоих, а там разберемся! – болезненно морщась, из-за руля крикнул Дорожкину его напарник.

   Он вылез и помог младшему лейтенанту затолкать накрепко сцепившихся спарринг-партнеров в милицейский «бобик».

   Новый телефонный слизень заголосил рано утром, в самом начале восьмого. Папуля уже не спал, возился на кухне. Он снял трубку и вскоре постучал в мою дверь:

   – Дюша, это тебя!

   Зевая, я вышла из комнаты и приняла из рук в руки упругий зеленый хвост:

   – Слушаю.

   – Это Инна? – заискивающе спросил женский голос. – Я насчет того носка. Это я, я потеряла! Можно его забрать?

   – Какой носок? – я не поняла, о чем речь.

   Клянусь, я не притворялась, я и впрямь забыла о своей вчерашней находке.

   – Ну, носок с деньгами! – моя собеседница заволновалась. – Ты же Инна? Тут так и написано: звонить Инне. Что, нашла мои деньги и решила не отдавать?!

   – Ах, этот носок! – я снова зевнула. – Говорите, сколько у вас там было денег?

   Кто бы что обо мне ни думал, я не дурочка. Разумеется, я не собиралась отдавать бесхозный кошель первому, кто позвонит, без всякой проверки.

   – Ну… Рублей сто, наверное? – с надеждой предположила женщина. – Или, может, пятьдесят?

   – Еще есть версии? – холодно поинтересовалась я.

   – Ну, рублей двадцать хотя бы! – взмолилась она.

   – Все с вами ясно, гражданка. Освободите линию! – сурово потребовала я. И добавила специально, чтобы окончательно отбить у непорядочной тетки всякое желание продолжать разговор: – Тут вам милиция, а не балаган!

   Гудки в трубке послышались раньше, чем я закончила фразу. Очень довольная тем, как я отшила мелкую мошенницу, я вернулась досыпать, но не успела даже улечься.

   – Дюша, снова тебя! – позвал папуля.

   – Небось, опять Инну спрашивают? – шепотом уточнила я, принимая трубку.

   Папуля кивнул. Тогда я нарочито сердито кашлянула и строгим голосом с обилием не свойственных мне басов проревела в трубку:

   – Следственный отдел, слушаю!

   Второй желающий общаться с Инной потерялся мгновенно, но на смену ему почти сразу же пришел третий. За полчаса я повторила звучное словосочетание «следственный отдел» еще четыре раза и стократно прокляла свою редкую порядочность. Зачем я написала это дурацкое объявление? Зачем вообще взяла фаршированный пятаками носок? Денег в нем всего-то две с половиной сотни, и те чужие, а хлопот на целый миллион, и все мне!

   Я представила, что проведу целый день в обнимку с телефонным слизнем, повторяя, как заведенная: «Следственный отдел, следственный отдел!», и поняла, что к вечеру свихнусь. И что тогда? Во-первых, меня уволят из рекламного агентства. Там психи-сотрудники не нужны, хватает чокнутых клиентов… Во-вторых, никто на мне не женится, даже Денис Кулебякин. В самом лучшем случае, капитан возьмет меня не замуж, а на работу – как раз в следственный отдел, автоответчиком!